Публикации

Современные лики теократии

Область: Социология

Дата: 03.02.2019 , Издательство: Журнал "Мир РОссии". См. также монографию : Тощенко Ж.Т. Теократия: фантом или реальность. М, Academia. 2007.

                                                                      Ж.Т.Тощенко                                                           Член-корреспондент РАН СОВРЕМЕННЫЕ ЛИКИ ТЕОКРАТИИ

                                                                                                          Официальная религия неизменно превращается   в  организацию, преследующую своекорыстные интересы, и, таким образом, неизбежно становится реакционной силой, противостоящей изменениям и прогрессу.

                                                                                   Джавахарлал Неру (1889-1964), политический деятель, президент Индии

Аннотация. Анализируется сущность, исторические формы существования такой специфической формы существования религии, которая вошла в научную и общественную лексику под названием «теократия». Отдавая должное религии (ям) как особенной формы культуры, которая (ые) играла)ли) и играет(ют) огромную роль в становлении и развитии человеческой цивилизации, автор показывает, что одно из ее (их) направлений деятельности – участие в политической жизни, в управлении государством – имеет деструктивный, опасный для всех без исключения обществ характер, ибо религиозная регламентация общественной и государственной жизни всегда приносила только ущерб человечеству. Исходя из этого, автор анализирует два основных момента в становлении современных теократических притязаний, во–первых, как светская власть уступает нажиму религиозных иерархов, подстраивается под их амбициозные планы, во-вторых, как религия, ее служители «льнут» к государству, торгуются с ним, настаивают на привилегиях, дотациях, исключениях и уступках практически во всех сферах государственной и общественной жизни.

Ключевые слова. Власть, теократия, клерикализм, государство, бюрократия, христианство, православие, ислам, священнослужители, методы теократии                                                 

Предисловие

Религия во всех ее формах и проявлениях – величайшее явление в истории человечества. Она сопровождала человека на всех этапах его существования, начиная с тех пор, когда он мыслил себя в неразрывной связи с природой, и до нынешнего времени, когда вопрос о ее роли продолжает (но по-иному) волновать большинство живущих на планете. И это оправдано, так как многие порождения культуры вышли из недр религии или были опосредованы ею. Именно религиозными учениями обобщена мудрость и опыт людей по проблемам нравственности и на этой основе сформулированы главные постулаты морали, без которой невозможно существование народов, организации их общественной и повседневной жизни.  Вместе с тем, мы должны признать, что далеко не все так лучезарно и беспроблемно происходило и происходит на историческом пути развития религий и ее различных конфессий. Нам бы хотелось обратить внимание не на успехи, и даже не на те зигзаги, которых полным полно в истории как всех народов, так и религий. Есть одна сторона – и очень важная - та, которая связана с политической властью, та, которая отражает хождение религии (вернее, ее иерархов, лидеров, служителей) во власть или заигрывание и использование властью авторитета и влияния религии, т.е. всего того, что вызывает тревогу и беспокойство в современном обществе, в том числе и российском.. Смею утверждать, что именно этот аспект в жизни религии – ее взаимоотношения с властью - породил в истории человечества самые чудовищные, самые бесчеловечные формы политического управления – теократию (тео- бог, кратос – власть). Хотя она существовала в самых различных вариантах, это не отменяет того факта, что данное обличье власти реализовывало цели и установки, далекие от гуманистических устремлений миллионов людей. В современной истории взаимоотношения религии и власти в связи с новыми явлениями в общественной жизни многих стран мира все больше начинают волновать политических деятелей, многих представителей интеллигенции и значительное количество населения. Но для того, чтобы полнее и точнее охарактеризовать эту проблему, на наш взгляд, необходимо дать ответ на вопросы, которые во все большей мере обращают внимание людей,  наблюдающих как в нынешней реальности происходят серьезные и далеко неоднозначные изменения во взаимоотношениях религии и власти. Эта ситуация стала настолько острой, что мы вправе поставить вопрос: Почему служители культа претендуют на власть и/или на участие в ней? Какие последствия это проникновение во власть служителей культа нас ожидают? Зачем образуются религиозно-политические партии и движения? Возможен ли вариант, что государством будут управлять иерархи церкви? И даже: грядут ли религиозные войны? На эти и другие вопросы в контексте проблемы «религия и власть» я хотел бы ответить, ибо автор не скрывает своей тревоги, что такая ориентация религий может превратить их в препятствие и тормоз развития мира и национальных государств, противопоставить народы и страны, расколоть их, если они сосредоточат все свои усилия на получение доступа к власти. Согласно научной традиции именно этот аспект «религия и власть» рассматривается и в теории и в реальной исторической практике как феномен теократии. Именно с этого и начнем мы свой анализ.

ЧАСТЬ 1 СУЩНОСТНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ТЕОКРАТИИ Исторический экскурс

Первоначальные формы теократической власти на заре развития человечества воплощались во власти жрецов, шаманов и других представителей примитивного религиозного сознания, олицетворявших как духовное, так и светское начало. Постепенно из этих особым образом регламентированных форм довления духовной власти над светской выросли теократические государства, где верховная власть руководствовалась религиозными догматами Впервые термин «теократия» был употреблен Иосифом Флавием в его сочинении «Против Аппиона» (94г. н.э.) при описании государственного строя иудеев, в котором правовыми нормами и основой государственной жизни были законы Моисея, трактуемые и изрекаемые первосвященниками и пророками. Власть первосвященников - верховных жрецов - в Иудее в У-1 вв. до н.э. была ярким воплощением принципа теократического управления государством, что наглядно проявилось в той роли, которую они сыграли в окончательном приговоре Христу.            

В дальнейшем феномен теократии неоднократно анализировался мыслителями древнего мира, средних веков, эпохи Возрождения и Просвещения, хотя сам этот термин в их творчестве не всегда употреблялся ( Подробнее см.: Всемирная история религий мира. М.: 2006). Новое и Новейшее время также было отмечено поисками истины во взаимоотношениях религии и политической власти, религии и государства (2?). Однако процесс секуляризации общества долгое время шел по нарастающей, когда религия с трудом, сопротивляясь, уступала права на определение норм и принципов организации политической власти. Но во второй половине ХХ века мы наблюдаем ситуацию,  когда произошел так называемый религиозный ренессанс, который особенно ярко проявил себя в жизни постсоветских государств. Это стало на современном этапе исторического развития основой для вовлечения во властные отношения представителей различных религиозных конфессий и использование религиозной идеологии в борьбе за достижение, сохранение и поддержание политической власти. Происходящее возрождение религиозного сознания, религиозной культуры стали все больше затрагивать политические проблемы, обнаруживать сопричастность служителей культов к распределению властных полномочий и демонстрировать их заинтересованность в участии по решению государственных проблем.. Хотя этот процесс формально не нацелен на усиление влияния религии при распределении власти в обществе, однако он не только стал фактом, но имеет тенденцию к усилению клерикализма, орудием которого во все большей мере становится включенность религии во властные отношения. Анализ ранее реально существовавших и существующих теократических государств показывает, что основными признаками теократии как формы политического управления являются: религиозно-правовая регламентация всех сторон общественной и государственной жизни, осуществление судопроизводства по нормам религиозного права, политическое лидерство религиозных деятелей, провозглашение религиозных праздников государственными, притеснение или запрещение других религий, преследование людей по религиозным мотивам, активное вмешательство в сферу образования и культуры. Но что особенно важно - в теократических государствах устанавливается тотальный контроль за поведением, образом жизни личности, ибо ее статус определяется прежде всего и главным образом принадлежностью и приверженностью лица к религии и ее институтам. Поэтому правы те исследователи, которые подчеркивают наличие в теократиях таких черт как авторитарность и даже тоталитарность. Однако теократия редко выступала в своей абсолютной полноте – она существовала (и существует) в различных модификациях, в деформированных, неполных, частичных формах, что, кстати, не уменьшает степень ее влияния на политические процессы и участие в осуществлении властных полномочий.            

Вмешательство религии в дела государства нередко начинается с процесса клерикализации, присуща многим обществам, сопровождается проявлениями религиозного экстремизма и экспансионизма, которые в свою очередь нередко не ограничиваются мировоззренческими проблемами, а претендуют на власть или, по крайней мере, на серьезное на нее влияние. Причем, эти притязания приобретают самые различные формы, что не отменяет, а лишь видоизменяет лики теократии на современном этапе развития как нашей, так и других стран. Все это вызывает потребность разобраться в исходных сущностных характеристиках теократии и ответить на вопрос о том, как и где и при каких условиях она смыкается с государственной властью и как они взаимно дополняют друг друга.    

                                  Что такое современная теократия?            

Признавая некоторые общие характерные черты для всех форм теократии, нужно обратить внимание на различные варианты выражения ее сущности и содержании. Поэтому существуют различные трактовки и разные объяснения ее природы, ее функций и методов участия в политической жизни. .            

Первая и одна из наиболее распространенных точек зрения обычно связывает теократию с существованием клерикального государства, т.е. с выполнением религиозной иерархией основных политико-правовых функций. При такой трактовке государство выступает проводником, защитником и воплотителем идей религиозных предписаний. Более того, в такой ситуации государство трактуется как нечто вторичное, производное от религии, не имеющее самостоятельного значения вне компетенции Свода божественных правил. Помимо древней Иудеи, янагдядными примерами теократических государств были халифаты Омейядов а затем Аббасидов в У11-У111 веках. Своеобразной формой абсолютной теократии булла Османская империя, просуществовавшая до ХХ века. Одним самых свирепых и бесчеловечных режимов было созданное иезуитами  теократическое государство в Парагвае, просуществовавшее с 1610 по 1768г. В России наиболее яркой попыткой реализации идей теократии были идеи и действия патриарха Никона (1605-1681) - инициатора церковных реформ, породивших раскол и как его следствие старообрядческое движение. В своих проповедях он наиболее полно выразил стремление к неограниченной власти церкви, к установлению всеобщего «божественного» контроля над государством. Его тезис «священство выше царства» утверждал примат духовной власти над мирской, сравнивал первую с образом Солнца, а вторую - с образом Луны. Теократизм Никоновской концепции власти провозглашал подчинение всей государственной жизни нормам религии. По его представлениям, церковный закон неприкосновенен, поскольку имеет высшую правовую силу по сравнению со светским правом. Начав гонения на старообрядцев, «церковь в лице патриарха втравила государство в ожесточенную борьбу с частью собственного народа. К тому же стремление духовного лица встать выше светского государя не имело под собой иной причины, кроме банальной борьбы за власть» (1). В современный период за абсолютно властный характер теократии выступают многие религиозные и общественно-политические движения ислама, признавая и призывая к установлению не только национальных исламских государств, но и всемирного халифата, который бы «осчастливил» все людей на земле. Эти идеи были воплощены в деятельности современного Ирана, в и многочисленных попытках шиитов у становить господство ислама во всем мире.

Вторая точка зрения рассматривает теократию как мощное воздействие религии не только на дела государства, но и в общества, что появляется во вмешательстве во все процессы и важнейшие события в его жизни. Примером такого влияния на  общество можно проследить на примере Польши, где уровень участия церкви в дела общества настолько значителен, что без ее акций, заявлений невозможно представить решение мало-мальски важных процессов, в том числе и в сфере политики. В определенной степени это можно отнести и к Западной Украине, где влияние Греко-католической церкви велико. Эти сущностные характеристики теократии присущи и многим мусульманским странам, в которых религиозные деятели имеют достаточно широкие полномочия по вмешательству в дела общества.             За такое соединение, гармонию общества, с одной стороны, и религии, с другой, ратовали многие мыслители, пытаясь примирить то, что не удавалось осуществить тысячелетиями. Однако в современных условиях такое стремление к гармонизации отношений чревато восстановлением института государственной церкви (2).             Именно такой попыткой обеспечить политическое взаимодействие церкви и общества характеризуются многие положения Конституции России и федерального Закона «О свободе совести и о религиозных объединениях», в которых достаточно четко выражены тенденции клерикализации общественных отношений. В известной степени Россия опять колеблется между крайностями, пытаясь найти баланс между церковью и обществом и государством, который, как показывает исторический опыт, возможен только при довлении, ведущей роли светского (мирского) над духовным при всей кажущейся привлекательности последнего (3).            

Третья точка зрения, признавая, что теократия принимала и принимает негосударственные формы участия в управления, уделяя пристальное  внимание идеемессианства. Именно идеи мессианства, предназначенные отдельным народам или отдельным группам людей в решении их судеб, служили основой появления теократических притязаний, которые в свою очередь рождали те или иные попытки воздействовать на политическую и общественную жизнь в стране. Под знаменем идей мессианства происходили захваты территорий в Азии, Африке, в Америке европейскими колонизаторами. Православная церковь тоже внесла посильную лепту в освоение Сибири, Дальнего Востока, Средней Азии, осеняя крестом присоединение новых территорий и проводя соответствующую религиозную обработку местного населения. В настоящее время мессианство особенно ярко выражено в жизнедеятельности шиитской общины в исламе, идеологи которой систематически озвучивают идеи всемирного халифата и даже предпринимают ряд действий по ее реализации.             Эти идеи распространялись и в России. Именно исходя из этого подхода, построил свой грандиозный утопический проект «свободной теократии» В.С. Соловьев. Теократия, по его мнению, должна оживить веру, восстановить в мире истину и любовь, обеспечить свободу и полноту бытия. Теократия виделась философу в качестве заключительной стадии всеобъемлющего внутреннего и внешнего нравственного преображения жизни, в котором сходятся все совершенные устремления человеческой индивидуальности и коллективности (4) .             При всей оригинальности и привлекательности идей В.С. Соловьева они встретили суровую критику со стороны многих российских мыслителей. Так, С.Н.Трубецкой считал русские мессианские мотивы иллюзией, которые, несмотря на их очарование, не могут быть претворены в жизнь, так как они противоречат интересам многих народов России, противопоставляя их интересы помыслам и устремлениям одного - русского - народа (5). Однако в начале ХХ1 века иерархи церкви выдвинули идеи мессианство по внесению мировоззрения православия в ряды фактически «безбожного» населения России, провозгласив устами патриарха Кирилла, что национальная идея должна базироваться на православии (6). 

Четвертая точка зрения трактует теократию как некий союз светских и духовных лидеров, совместно решающих проблемы общества и государства с учетом религиозных догматов. Этот принцип получил развитие в шестой новелле Юстиниана (483-565), который провозглашал симфонию (гармонию) во взаимоотношениях священства и царства. При симфонии стирается четкая грань между государством и церковью: они сливаются в единое образование, которое имеет конечной целью достижение божественного царства. Так, в Византийской империи, которая олицетворялась с воплощением этой идеи, признавалась юридически равная сила за церковным и светским правом. А так как оно, в конечном счете, было нацелено на построение государства на религиозной основе, все это позволяет считать данное государство имеющим теократическую окраску.             Такой компромисс светского и духовного в той или иной мере пытались воплотить ряд государств Азии и Африки, что на определенном этапе объединяло воедино государственные и религиозные устремления в достижении суверенитета, при создании своих политических объединений в национально-освободительных движениях и в реализации задач избавления от колониальной зависимости.             Однако против этого выступали многие мыслители, справедливо полагая, что этим может воспользоваться ползучая теократия, которая подчинит светские нормы, навяжет обществу свои предпочтения. Исходя из этого, Ф.М. Достоевский в «Легенде о Великом Инквизиторе» показал ложность теократии, подменяющей нравственно-религиозные предписания надуманными императивами. В теократии, утверждал он, почитание бога оборачивается благовением перед государством, вера в божественное предназначение человека сменяется презрением к людям и установлением над ними жесткой опеки церковно-политической власти. Что касается современной России, то стоит отметить оживление идей симфонии светской и духовной власти, так как под такой трактовкой узаконивается реальное участие (и притом обязательное) церкви на решение всех проблем государства и общества (::J).            

Еще одна точка зрения трактует теократию как возможность установления Царства Божьего на земле, когда верховным правителем всех без исключения дел является Бог или его мессия, по законам которых решаются все дела в мире. Такой подход в концепции мировой теократии в свое время провозгласил русский религиозный философ В.С. Соловьев, считая, что «реставрация византийско-римского средневековья» в идее главенства римского папы и русского императора могла бы спасти мир, избавить его от столкновений, обеспечить взаимопонимание и свободное развитие всех народов и стран (7). Эти идеи в различных интерпретациях возникали и в недрах христианства, и ислама, и конфуцианства, и буддизма. В постсоветской России тоже обнаружились ее клевреты. В 1990-х годах эту идею особенно ярко выразил В.В. Водовозов, который трактовал теократию как «такое государственное устройство, при котором верховным правителем государства предполагается само Божество, изрекающее свою волю через посредство особо к тому предназначенных лиц, т.е. жреческого сословия или духовенства». Данное теологическое утверждение получило известное распространение среди приверженцев определяющей роли религии в жизни государства, так как оно отражало именно их специфическую трактовку участия божества в управлении делами общества и государства. Этот теократический принцип воплощался, по мнению сторонников этих взглядов, в государстве иудеев, в котором «верховными нормами государственной и общественной жизни являлись веления Божии, изложенные в законе Моисея и изрекаемые через посредство судей, пророков, священников» (8).            

Кроме того, в научной литературе, посвященной клерикальным особенностям ХХ века, были выявлены три тенденции в развития и функционирования теократий. Первая из них характеризует процесс постепенного отхода от религиозно-политических принципов организации власти в общее русло секуляризации общества (Израиль, Индия, Таиланд, Непал). Однако это процесс очень сложен, противоречив и неоднозначен. Так, в Индии провозглашена приверженность нормам светского права. А на практике последовательное отделение религии от политики не проводится. В Израиле до сих пор по религиозным мотивам отсутствует Конституция страны. Вторая тенденция связана, наоборот, с усилением теократического влияния в ряде государств как Пакистан, Марокко, некоторых бывших республиках СССР, в которых влияние и формы воздействия религии на светскую власть усложняется, возрастает. Так, в Пакистане создан Совет исламской идеологии, который определяет соответствие законодательных актов принципам ислама. И особенно в этом процессе показателен пример исламских государств, где в 40 из них ислам закреплен в качестве государственной религии. В России также ярко выражены не просто претензии, но и действия по вмешательству церкви в важные общественные дела – как преподавать и что преподавать и по каким учебникам преподавать этику в школах, а также настоятельное требование о введении института священнослужителей в армию.             Третья тенденция свидетельствует о том, что появились стертые, но не менее влиятельные формы вмешательства представителей различных конфессий в политическую жизнь страны, нередко сопровождавшиеся ростом влияния экстремистских форм религии. Идеологией теократии все больше становится религиозный мессианизм, религиозный фундаментализм и религиозный радикализм. Насколько влиятельна может быть религия в решении политических вопросов показывает пример католицизма в Польше, исламистов в Алжире, ваххабистов на Ближнем Востоке и на Кавказе. Именно в ХХ веке возродились религиозные войны: между католиками и протестантами в Северной Ирландии, между сторонниками ислама и христианства на Кипре, в Судане и некоторых странах Африки, в Индонезии. Одной из причин трагедии Югославии является незатухающая конфронтация между представителями православия, католицизма и ислама, которые говорят на одном (!) языке. Обзор данных точек зрения позволяет утверждать, что в большинстве случаев они абсолютизируют одну из сторон теократии, преувеличивают ее значение, выпячивают те или иные проблемы, которые характеризуют религиозную ситуацию в обществе или государстве. Не отрицая ни одну из них, как несущих в себе зерна относительной истины, на наш взгляд, следует говорить о религиозно-властных отношениях, когда в политической жизни государство ориентируется на догматы веры, когда политические деятели руководствуются ею при принятии государственных и общественных решений.             Обобщая сказанное, можно сделать вывод, что современная теократия является  формой государственного управления, при которой политическая власть осуществляется с позиций религиозной регламентации государственной и общественной жизни.                                                           

Теократия и общественное сознание                

Теократия не является нечто чуждым по отношению к общественному сознанию. Более того, противоречия сознания нередко являются базой и основой для проявления, возникновения, развития и функционирования теократических режимов. В этой связи интересно проанализировать, в чем же проявляется эта взаимосвязь, как они коррелируют друг с другом и как - это главное - теократические режимы опираются и культивируют некоторые тенденции в религиозном сознании. На наш взгляд, справедливо отмечает Л.Н. Митрохин, что дихотомия религиозного и светского сознания «на первый взгляд представляется несомненной: история изобилует острыми, часто кровопролитными столкновениями на религиозной почве, а становление духовной культуры отмечено напряженным противостоянием теизма и атеизма («научного мировоззрения»). Но это сфера видимостей, самосознание эпохи, а не ее реальное содержание. Подлинные причины подобных коллизий разместились не на уровне метафизических размышлений, а в сфере политики и идеологии, ее охранявшей» (9).            

Теократические устремления прежде всего опираются на такие проявления в общественном сознании, как поиск силы, которая защитит человека, обережет его от опасности и напастей, позаботиться о нем, создаст условия для благополучия в сегодняшней и будущей жизни. В желании найти опору в общественном сознании под влиянием объективных и субъективных причин созревает представление о боге, царстве божьем. Именно упование на бога, на то, что есть некто, кто побеспокоится о нас, о нашей жизни и нашем будущем, подталкивает людей к необходимости установления власти то ли всевышнего, то ли его посланцев, служителей в лице священников и других представителей религиозных культов. Здесь четко проявляется вера в рок, в предначертанность судьбы и желание подчиниться складывающимся обстоятельствам, которые сами по себе приведут к всеобщему и личному счастью. И хотя эта установка воспитывает у людей пассивность, тем не менее она становится весьма популярной, ибо в надежде на благополучие человек не возражает, а даже желает подчиниться высшим силам или их представителям на земле.             Не менее отчетливо в общественном сознании проявляется жажда справедливости, которую многие ищут в вероучениях. И это вполне оправдано, так как большинство верований осуждает алчущих богатства, критикует неравенство, негативно относится к насилию. А так как стремление к социальной справедливости изначально заложено в человеческом обществе с момента его существования, то формы воплощения этой справедливости проявлялись по-разному, в том числе и в теологической упаковке. Вера, что бог обеспечит справедливое распределение благ, всего необходимого для жизни человека на земле, приводит к тому, что люди обращаются к этим высшим силам или тем из них, которые «уполномочены» творить добро на земле. А так как представители религии действуют от имени не имеющей упреки силы - от бога, - то это доверие нередко становится не только беспредельным, всеохватывающим, но и создает определенный запас прочности для теократических режимов, ибо выступать против власти - это выступать против высших сил в мире (10) .             Стремление к справедливости, по мнению К. Каутского, сближает идеи христианства, особенно раннего, с идеями утопического коммунизма, ибо они каждый по своему устремлены к одной цели. Их сравнение позволяет К.Каутскому сделать вывод, что «замечания, призывы, требования, пожелания (первых христиан - Ж.Т.) всюду одинаково указывают на коммунистический характер первоначальной христианской общины» (11).             Это стремление к справедливости вечно. Его можно потеснить, но не искоренить. Как показывает анализ состояния общественного сознания в России, после нескольких лет надежд на рыночные реформы, большинство людей вернулись к идее социальной справедливости как наиболее соответствующей их социальному положению и социальному настроению.            

Серьезной опорой теократии становятся постулаты религии о нравственности. В самом деле, каждая религия, будь то Нагорная Проповедь или заповеди Магомета, сильна своими этическими установками. Эти нравственные нормы переносятся на представителей религиозной власти и они - в представлении верующих - становятся их носителями. Именно постулаты нравственности делают привлекательными идеи религии, что способно дать определенный аванс доверия к представителям религиозных культов. В этой связи следует сказать о том, что Русская православная церковь обратила внимание на этот аспект в жизни людей, и поэтому на Всемирном Русском соборе в апреле 2006г. ею была провозглашена официальная позиция о высоком долге нравственных основ при реализации прав и свобод человека. Такая постановка вопроса созвучна опросам общественного мнения, показывающих, что в переходный период, в котором находится наша страна, церковь является одним из наиболее доверяемых институтов. Такое отношение к церкви обусловлено распространенными представлениями о воплощении в учении религий апробированных историей этических норм и принципов.             Вместе с тем, следует особо отметить, что теократические режимы культивируют нетерпимость к инакомыслию, к отступлениям от канонов веры и соответственно готовы к осуществлению кары за «отступление от веры», за несоблюдение ее требований. Именно этой нетерпимостью можно объяснить уже длящиеся десятилетия столкновения между католиками и протестантами в Северной Ирландии, между христианами и мусульманами в Индонезии и Филиппинах, буддистами и исламистами в Индии и Пакистане. Особенно опасна проповедь «джихада» (священной войны против неверных), которую проповедуют крайне радикальные исламские силы, что особенно наглядно проявилось в жизни Афганистана в конце ХХ века. Идеи джихада усилено пропагандируются в Индонезии, где лидеры мусульманского движения призывают расправиться с христианским населением, что уже привело к кровавым столкновениям. Не остаются в стороне от этих идей и некоторые религиозные силы мусульманских республик России, что было реализовано в Чечне самым непосредственным образом и латентно в Дагестане, Ингушетии, частично в Кабардино-Балкарии.            

И наконец следует обратить внимание, что теократия поддерживает в общественном сознании такие его черты, которые мобилизуют агрессивные действия людей, нацеленные на захватнические и просто мародерские акции. С точки зрения теократии это оправданно, ибо они позволяют объединять, сплачивать людей хотя бы на определенный промежуток времени. Именно мобилизационный потенциал общественного сознания позволил осуществить крестовые походы с мнимой целью защиты «гроба Господня». Мобилизационный характер общественного сознания позволил осуществить арабам их завоевания в Северной Африке и Европе, опираясь на веру в аллаха и догматы ислама. Именно экстремистскими устремлениями были спровоцированы первая религиозная война на территории бывшего СССР - в Таджикистане (12). Га войну с «неверными» делали ставку и чеченские боевики, особенно в период второй чеченской войны, что в определенной мере продолжается и до сих пор.             Подводя итог сказанному, можно утверждать, что общим выводом, к которому приходили многие мыслители как Х1Х, так и ХХ веков, является заключение, что теократия, несмотря на то, что она опирается на высоконравственные учения, воплощающиеся в каждой религии, превращается в свою противоположность, порождая крайне жестокие и бесчеловечные формы взаимоотношения людей и власти. Необходимо особо подчеркнуть, что реальные теократические режимы, когда-нибудь существовавшие в истории человечества, в большинстве случаев были самыми кровавыми и свирепыми формами политического управления. Только в период существования Священной Римской империи на кострах инквизиции погибло более 10 млн. человек (13). Огромной кровью в процессе распада Югославии оплатили конфликты сербы, хорваты и боснийцы, будучи представителями одного этноса, но различных религий. На основе принципов шариатского суда были уничтожены явные и скрытые противники режима в Иране. Попытку вернуться к религиозному фундаментализму осуществляли руководители Чечни - Ичкерии, что привело к актам публичной казни людей, возрождении норм шариата, попирающих достоинство людей.             Вместе с тем, становится очевидным, что на современном этапе возникновение новых теократических государств весьма затруднено. Влияние религии на политические процессы во многих странах, в том числе и в странах ислама, ослабло, несмотря на определенные реваншистские действия. И препятствием на пути теократического экспансионизма является процесс возвышения, превращения в самостоятельную общественную силу каждого человека, который, даже придерживаясь определенных религиозных постулатов, берет на себя смелость самому и своему окружению трактовать Святое Писание и Святое Предание, не доверяя посредникам в виде церкви и ее служителей общаться с богом (14).             В целом же можно сказать, что в современном мире складывается еще одна парадоксальная ситуация. С одной стороны, дискредитировано религиозное объяснение мира, конфессиональные институты теряют после некоторого периода оживления свою социальную и культурную способность навязывания веры и регулирования религиозной практики. С другой стороны, модернистские установки и практическая деятельность государств создают благоприятные условия для распространения веры, причиной чего является неудовлетворенность ожиданий и бесконечный поиск средств для их удовлетворения. Все это приводит к выводу, что секуляризация - это не потеря религии, а совокупность процессов перестройки веры и ее взаимодействия с властью, что наблюдается как во всем мире, так и в каждом конкретном государстве, в каждом конкретном обществе (15). Так как процесс взаимодействия религии и власти происходит в основном в двух плоскостях – как государство использует религию и как религия участвует в осуществлении политической власти – остановимся в дальнейшем на этих двух основных аспектах.

Литература: 

1)     См. Кантор В.К. Русское православие в имперском контексте: конфликты и противоречия. //Вопросы философии, 2003, №7, С.14; Интересный анализ периода раскола в русской православной церкви проанализирован в кн.: Глинчикова А.В. Раскол или срыв «русской реформации»? М., культурная революция. 2008; Андреева Л.А. Религия и власть в России. Религиозные и квазирелигиозные доктрины как способ легитимации политической власти в России. М. Ладомир. 2001; 2)     См. Митрофанова А.В. Политизация «православного мира». М. Наука, 2004;  Салыгин Е.Н. Теократическое государство, М.: 1999. 3)     См. Сергеев А.Г. Правители государств и отцы церкви Европы за 2000 лет. Владимир, 1997; Современная религиозная жизнь России. Опыт систематического описания. Т.1-2. /Отв. ред. М.Бурдо, С.Б.Филатов. М., Логос, 2004;   4)     Соловьев В. С. Чтения о богочеловечестве. / Соловьев В.С. Сочинения в двух томах. М., «Правд». 1989, с. 5-170. 5)     Трубецкой С.Н. Сочинения /Сост., ред. и вступ. статья П.П.Гайденко. М., Мысль, 1994. 6)      См. Клин Б. Патриарх сформулировал национальную идею //Известия. 2009. 30 декабря. 7)     Соловьев С.М. Владимир Соловьев. Жизнь и творческая эволюция. М., 1997, С.221. См. также: Амелина Е.М. Русская теократия: мечты и реальность (об общественном идеале в русской религиозной философии конца Х1Х- начала ХХ века).//Социально-гуманитарные знания. 2004, №2; 8)     Цит. по: Христианство: Энциклопедический словарь. Т. 3, М., 1995, с. 19. 9)     Митрохин Л.Н. Баптизм: история и современность (философско-социологические очерки). СПб., 1997, с. 472; См также: Сьюэлл Элизабет. Сравнительная характеристика светских государств и равенство религиозных организаций; Левинсон Л. Первейшая из свобод. //Пределы светскости: общественная дискуссия о принципе светскости государства и о путях реализации свободы совести. М., Центр «Сова», 2003. 10)  Верховский А. Политическое православие: русские православные националисты и фундаменталисты. 1985-2001. М. Центр «Сова», 2003; Мчедлов М.П., Гаврилов Ю.А., Шевченко А.Г. О социальном портрете современного верующего. СОЦИС, 2002, №7; Синелина Ю.Ю. Измерение религиозности населения России: православные и мусульмане: суеверное поведение россиян. М.: Наука. 2006. 11) Каутский К. Происхождение христианства. М., 1990, с. 313. 12) См. подробнее: Ротарь И. Ислам и война. М., 1999; Ланда Р.Г. Политический ислам: предварительные итоги. М. Институт Дальнего Востока РАН. 2005. Игнатенко А.А. Ислам и политика. М.: Институт религии и политики. 2004. 13)  Григулевич И.Р. Инквизиция. М, 1985. 14) См. Шахназаров О. История развития общества и русский путь //Общество и экономика, 2000, №2, с. 160-161; 15) Подробнее см.: Религия и общество: Очерки религиозной жизни современной России. /Под ред. С.Филатова. М.- СПб, Летний сад. 2002; Религия и политика на рубеже двух тысячелетий. М.: Экслибрис- Пресс. 2000.  

Часть 11 ГОСУДАРСТВО КАК СУБЪЕКТ ТЕОКРАТИИ

История знает различные комбинации взаимоотношений государства и религии. Нередко они обогащали друг друга, а иногда противостояли друг другу или находились в нейтральном состоянии. По мере развития человечества, особенно в условиях Нового времени происходили и происходят сложные и непростые процессы, характеризующие серьезные изменения в их взаимоотношениях. С одной стороны, ряд государств пытаются заявить себя как максимально дистанцирующихся от процессов клерикализации, что, например, особенно наглядно проявилось при принятии проекта Конституции Европейского Союза, когда в ней не было упомянуто о христианских корнях европейской цивилизации. С другой стороны, наблюдается все возрастающее стремление религии(й) и ее представителей активно участвовать в политической жизни, претендовать на политическую власть, что с полным основанием можно назвать клерикализацией и теократизацией государственной и общественной жизни.                        

Формы взаимодействия государства и религии

Характеризуя взаимоотношения государства и религии на современном этапе развития, их можно классифицировать, согласно положениям Конституций ныне существующих государствах, а также той реальной практики, которая сложилась в них и по которой построены эти взаимоотношения.              Первую группу образуют государства, которые не скрывают, что они являются воплощением теократических идей, где духовная и светская власть неразделимы, где основой всей государственности являются религиозные догматы и каноны. Это Иран, Судан, до недавнего времени Афганистан. Эти страны не ограничивались установлением теократического режима в своей стране – они пытались активно экспортировать эти идеи, навязать другим странам или поддержать силы, которые стремятся к установлению верховенства религиозной власти. Своеобразно теократические новации реализовывались в Саудовской Аравии, которая как самостоятельное государство складывалось в течение длительного времени. Её становлению во многом способствовало то, что у ее истоков стоял ваххабизм, со временем превратившийся в воинствующее религиозное течение. И то, что это государство было создано и устоялось, ваххабиты приписали к своим заслугам как умение формировать и удерживать власть именно на религиозной основе (1). Но если в самой Саудовской Аравии был найден относительный компромисс между властью и мусульманским духовенством (хотя и прерывающийся столкновениями, вплоть до силовых методов), то в других странах ваххабизм приобрел более воинствующие формы. Он постепенно распространился на Бахрейн, Катар, Кувейт, Объединенные арабские эмираты. Именно ваххабиты Саудовской Аравии содержали моджахедов в Афганистане как по идеологическим, так и по религиозным соображениям.

Ко второй группе можно отнести страны, где существует «господствующая» (государственная) религия, которой даны основные приоритеты по регулированию общественной жизни и участию в определении судеб отечества. Это Греция, Пакистан, Ливия, Мавритания, Израиль, Норвегия. К этой форме правления прибегли в таком проблемном государстве как Босния, которое образовалось после распада Югославии. А так как и это государство состоит из трех основных анклавных территорий, населенных сербами, хорватами и мусульманами, то все они взяли на вооружение религию. Так, Боснийская республика сербов провозгласила православие официальной религией, все религиозные праздники стали отмечаться на государственном уровне, а в школе в качестве обязательного предмета был введен Закон Божий. Практически аналогичные меры были приняты и в хорватской Боснии, где ориентиром в государственных делах стал католицизм. Боснийские мусульмане реализовывали призыв своего бывшего премьера Изетбеговича «Одна страна – одна религия». Причем, ислам в этой части страны стал приобретать экстремистское направление,   в частности под влиянием добровольцев-ваххабитов из мусульманских стран. Примечательно, что дистанцированию боснийских мусульман от сербов послужили «научные» и пропагандистские усилия: мол, боснийцы не славянского происхождения. Между тем, они продолжают говорить на сербском языке, а небольшие нюансы в диалекте не позволяют, по мнению лингвистов, говорить об отдельном языке. Иначе говоря, религиозный фактор приобрел во всех трех частях этой страны статус государственного одобрения и поддержки (2).

Третью группу можно назвать как поликонфессиональные государства.  В США, напомним, на денежных знаках написаны слова “In God we trust”. Присяга президента на Библии происходит в присутствии глав основных религиозных объединений. По мнению экспертов, США все больше превращается в религиозную страну, в которой протестантизм все же «правее» и «нужнее», чем все остальные. Уже президент Д.Эйзенхауер провозгласил эту формулу «Мы в Бога верим». В Капитолии была открыта молельная комната. В официальных клятвенных текстах начало «по воле Божьей» стало обязательным. Эту тенденцию продолжили и другие президенты. Билл Клинтон после скандала с Моникой Ливински объявил, что «мне нужен совет от пастырей и других людей, чтобы с Божьей помощью и у других появилось желание простить меня», и что три пастора - Фил Уогаман, Тони Камполо и Гордон Макдональд –«наставляли меня по крайней мере раз в месяц» (3). Подчеркивает свою религиозность и Буш-младщий. Творец всего сущего – непременный персонаж его речей. Нет числа его сентенциям типа «Бог на нашей стороне», «Бог с нами», «мы с Богом не можем потерпеть поражение» и т.п. На вопрос: кто является наиболее, с его точки зрения, политическим философом? – Дж.Буш ответил: «Христос, потому что он изменил мое сердце». Религия, в основном евангелического толка, стала опорой республиканской партии и гарантом ее победы на выборах (4).

Четвертая группа – это светские (внеконфессиональные и нерелигиозные) государства. Например, Франция. В полной мере, это светское государство, которые не только в явном, но и латентном виде дистанцируется от любой религии. Трудно представить себе иной по отношению к религии страну, которая после Великой революции в конце ХУ111 века объявила себя секулярным государством, вынеся за скобки веру в Бога, и развивается под знаменем триколора, с «Марсельезой», с лозунгом «Liberte, egalite, fraternite”(свобода, равенство, братство).

Пятую группу образуют государства и конфессиональные и религиозные, такие как скандинавские страны, в известном смысле Великобритания, Германия. В Швейцарии Конституция начинается со слов «Во имя Всемогущего Бога, аминь». На этом пути стоит и современный Ирак, который, по мнению экспертов, постепенно превращается в страну с теократической формой правления.

Шестую группу представляют страны, где во имя «стратегических» политических интересов возрождаются этапы, которые они прошли. Обычно это происходит под давлением конъюнктурных обстоятельств, при стремлении найти точки опоры, например, в   провозглашении преобладающей религии государственной, как это было сделано в Грузии при Шеварднадзе. Эта рехристинизация (в мусульманских странах происходит реисламизация) выглядит нонсенсом, ибо во всем мире, по крайней мере, христианском, ведутся работы по секуляризации государственно-религиозных отношений (например, в Италии, в Норвегии, в Греции) (5). С определенными оговорками сюда можно отнести и Россию, в которой в той или иной мере стало привычным явление, называемое политическим православием и политическим исламом. Представители РПЦ все чаще и чаще говорят и претендуют на участие в решении политических проблем государства, которое имеет тенденцию возрастать. Как показывают итоги работы 1 Всемирного саммита религиозных деятелей (июль 2006г., в преддверии Саммита 8 держав в России), не оставляет сомнений тот факт, что государство в свою очередь рассматривает РПЦ как эффективный инструмент внешней политики. При рассмотрении политического ислама нередко ссылаются на опыт Таджикистана, где он легально структурирован и интегрирован во властную структуру страны. Правда, некоторые эксперты полагают, что данный пример говорит не о рациональном взаимодействии государства и религии, а о первом скрытом этапе создания исламского государства и распространении этого опыта на другие страны, в первую очередь, на государства Средней Азии и Казахстан (6).

И, наконец, есть государства, которые по названию являются светскими, но активно поражены клерикалильными процессами. Воплощением такого подхода является Россия, хотя в ее Конституции Российская Федерация провозглашается светской страной, в которой «никакая религия не может устанавливаться государственной или обязательной» (ст. 14).. Как убедительно показывает Ф.В. Овсиенко, в России нет четкой демаркационной линии между государством и религией, где кончается государственная жизнь и начинается конфессиональная (7). В России нет ясной границы в отношениях между государством и религиями, и поэтому мы сейчас наблюдаем вмешательство церкви практически во все сферы общественной жизни. В этой связи следует напомнить тот факт, что государственная поддержка традиционной религии (православия), так же как и политика православной церкви по отношению к самодержавию явились одной из существенных предпосылок революции 1917г., что привело к краху, как государства, так и тогдашней церкви (8). Поэтому справедливо утверждение, что церковь призвана не управлять светской властью, не курить ей фимиам, не соглашаться с ней во всем и просить разные привилегии: она должна громко осуждать ее нравственные ошибки (например, с монитаризацией, о чем церковь скромно умолчала), благословлять на добрые дела, обнаруживать и исцелять духовные язвы народа. Именно этого от нее ждут люди – быть совестью России. В ином случае – церковь захлестнет новая волна отчуждения, потеря авторитета, рост светского и даже религиозного антиклерикализма (9). Между тем, государство все более и более склоняется к тому, что религия окончательно перестает быть частным делом. Государству предложена концепция социальной программы развития как со стороны православия, так и со стороны ислама. Со своей стороны государство больше не возражает против частичной клерикализациии политики и заинтересовано в том, чтобы получить высшую (церковную) легитимацию ее действий, которую ему предлагают две основных религии России – православие и ислам. Но приоритет отдается православию и церковь уже в полной мере, по выражению патриарха, «соработничает» с ним (10).  И наконец, стоит сказать об уникальном международном объединении государств, которое имеет ярко выраженный религиозный отпечаток. Речь идет об Организации Исламская конференция, которая была создана в 1969г. Она объединяет практически все государства (57), в которых мусульмане составляют большинство населения. Подобных организаций нет ни в христианском, ни в буддийском мире. При этой организации действует ряд самостоятельных организаций, деятельность которых координируется генеральным секретарем или находится под его влиянием. В их числе Исламский банк развития, 25% капитала которого складываются за счет саудовских финансовых вложений; Лига исламского мира, занимающаяся пропагандой ислама и оказанием поддержки исламским учебным заведениям, Высший совет мечетей; Фонд исламской солидарности, целью которого является оказание материальной и религиозно-идеологической поддержки мусульманским меньшинствам за рубежом; Международная исламская организация спасения, которая призвана оказывать помощь всем нуждающимся мусульманам мира во всем мире, черпая средства из сборов мусульманского налога «закят»; Всемирная лига исламской молодежи, Исламское агентство новостей и т.д. Все эти организации так или иначе находятся под влиянием и под воздействием мусульманской идеологии или Организации Исламской конференции (11).                            

Способы решения государственно-религиозных проблем

Во всем мире (или во многих государствах) применяются различные меры по регулированию государственно-религиозных отношений, анализ которых позволяет выявить некоторые общие характеристики и способы. Во-первых, продолжает использоваться война как средство решения назревших проблем и конфликтов, что прикрывается заботой или тревогой за религиозные ценности. В ХХ веке это наиболее ярко проявилось на территории бывшей Югославии, где под прикрытием конфессиональных лозунгов решались политические и экономические вопросы, определялась стратегия борьбы за власть. То же самое решалось и в ирано-иракской войне, когда властные претензии суннитских и шиитских лидеров разрешались при помощи широкомасштабных военных столкновений. Чтобы оправдать силовые методы решения проблем, теократические силы стремятся обеспечить приоритет в вооружении, в живой силе, да еще имеющей соответствующую политико-религиозную обработку. Ряд стран, тратя огромные средства на приобретение и производство военной техники и боеприпасов, делают все, чтобы овладеть атомным оружием. Такие страны, будучи враждебно настроенные против соседей, автоматически превращаются в угрозу планетарного масштаба (12). Во-вторых, нередко отдается явное предпочтение одной религии в ущерб другой, хотя формально законодательством может быть провозглашено равенство всех конфессий. Для этого многие государства «маркируют религии по степени цивилизационного родства и исторического опыта взаимодействия. Реальное государство без излишней декларации (а иногда, например, в ряде европейских и азиатских стран – конституционно, на уровне национального законодательства) ранжировало религии (классификационным параметром может выступать количество последователей, государство- или культурообразующая роль религиозной традиции, политическая лояльность, степень социальной адаптивности и т.д.) (13). Кроме того, теократы во всю используют межконфессиональные различия и противоречия. Это подтверждено практикой, которая неумолимо показывает, что это предпочтение соблюдается. Так, официальная власть на Украине явно и неявно благоволит Украинской православной церкви Киевского патриархата по сравнению с такой же церковью, но Московского патриархата. Последняя рассматривается как проводник интересов России. Именно поэтому власти в Киеве заняли позицию невмешательства по отношению к тем случаям, когда церковные здания и сооружения захватывались представителями других православных или униатских церквей. В-третьих, государство совместно с церковными иерархами использует внутриконфессиональные противоречия и поэтому не прочь подчинить себе даже родственные церкви, как например, в случае с позицией Румынии по отношению к своим собратьям в Молдавии. Дело в том, что румынский патриарх Феоктист в 1991г. публично призвал к немедленному политическому объединению двух государств – Молдавии и Румынии. И сам попытался ускорить этот процесс в попытке объединить две православные церкви, хотя Молдавская митрополия находилась под юрисдикцией Московского патриархата. И хотя последняя потребовала соблюсти все принятые экуменические и канонические правила объединения, румынские иерархи не захотели ждать и объявили, что берут под свою опеку Бессарабскую митрополию, которая существовала в Бессарабии, когда она входила в состав Румынии. Этот фантом, который был реанимирован в условиях политических баталий и неопределенности судеб Молдавии, носил ярко выраженный политический привкус. Не желая мирно разобраться в этом вопросе, раскольники подали в Страсбургский суд жалобу на то, что власти Кишинева не желают признавать Бессарабскую митрополию. И хотя ее представитель, лорд Финсберг, признал, что не видит никаких различий между догматами этих церквей, что признание Бессарабской митрополии было бы актом против суверенитета и независимости республики Молдова, Румыния не ограничилась протестом только со стороны церкви – вмешалась и сама политическая власть, подтвердив тем самым, что это дело с полным правом можно отнести к религиозно-политическим процессам (14). Практически такой же конфликт возник между православными церквями в Эстонии. Внутриконфессиональные противоречия использовали первые правительства Эстонии, призвав из Швеции православную церковь в изгнании, отобрав все имущество и отказав в регистрации Русской православной церкви. Более того, они добились от Константинополя, чтобы православная церковь подчинялась не Москве, а Таллину. В результате возникли две православные церкви, которые в известной мере повторили судьбу таких же церквей на Украине: одна была «своя», а другая – «чужая», так как была сторонником России, чего очень не хотели официальные политические структуры Эстонии. Потребовались годы, чтобы и Русская православная церковь Московского патриархата была официально признана. Имущество ей не возвратили, но сдали в аренду за символическую плату - два рубля. Иначе говоря, официально поддерживалась церковь, в которой видели определенное противостояние России, что лишний раз подтверждало - религиозные дела используются в политических целях. В-четвертых, теократические притязания проявляются в случае разнобоя при трактовке и претворении в жизнь религиозных канонов и догм. Так, к трагедии, выразившейся в межконфессиональных столкновениях в Нигерии в 2000г., привел тот факт, что в той части провинций, где живет мусульманское население (в стране живут и значительное число христиан и представителей других конфессий), стало решение местных правительств ввести шариатские суды. Однако не все штаты населены только мусульманами. Поэтому такое рвение на уровне даже местных правительств вызывало бурный протест, приведшего к значительным жертвам и обострению и так не простых отношений между людьми, разделенными барьерами веры, что не замедлило сказаться на всех общественных отношениях в стране (15). В-пятых, теократические тенденции проявляются в потрафлении, желании угодить, в неразборчивости, в ложно понятом следовании моде. Так, в России в годы перестройки и в первые годы самостоятельного существования в период избирательных кампаний на всех уровнях административной организации общества религиозные деятели активно вмешивались в борьбу и основном на стороне власть предержащих. Для этого использовался арсенал всех и всяческих средств и методов, в конечном счете нацеленных на то, чтобы доказать свою полезность и необходимость. И в ряде случаев эта поддержка сыграла свою роль. Соответственно, получившие власть чиновники не остались в долгу перед агитирующих за них священнослужителями. Более того, в ряде областей, краев и республик священнослужители получили столько благ и преференций, о которых несколько лет назад они не могли и мечтать. Руководители или высокие представители этих регионов демонстрировали себя как новаторов, рьяно обсуждали проблемы «свободы совести», выслушивали льстивые слова об их «исконно православном (мусульманском) призвании». И в то же время они проявляли полную некомпетентность и примитивизм в понимании происходящих процессов в сфере государственно–религиозных отношений. Обращение за поддержкой к религии во время избирательных кампаний весьма характерно для стран (Польша, Испания, Литва), где католицизм имеет огромное влияние. Иногда теократические государства как Саудовская Аравия, Иран действуют не напрямую, даже не через спецслужбы, но и через частные структуры, различные общественные фонды, неправительственные религиозные, общественные организации. А их действия приносят не меньший эффект, чем прямые действия государства, ибо они нацелены на одно и то же – установление если не прямо теократических режимов, то такой политической власти, в которой религиозный фактор будет важнейшим, основным, ведущим.                       

    Методы государственного взаимодействия с религией

Что касается методов, то, прежде всего, стоит отметить, что клерикализация государства начинается с доступа религиозных деятелей к принятию государственных решений. Этим каналами являются парламент страны, а также различные виды представительных и законодательных органов в регионах, городах, поселениях сельского и городского типа. Во многих странах, особенно мусульманских это является правилом, которое иногда закрепляется и другими мерами воздействия на общественную и политическую жизнь страны. Так, в Ливане, который состоит из многих этнических групп и не меньшего количества вероисповеданий, имеются политико-религиозные образования и объединения, имеющие представительство в парламенте и одновременно свои вооруженные силы, действующие наряду с ливанской армией. В европейских странах эта норма – присутствие в законодательных и исполнительных органах - не всегда соблюдается, хотя церковь если не прямо, то косвенно имеет силы, лоббирующие ее интересы. Что касается России, то священнослужители в условиях царской Росси, всегда прямо или косвенно входили в группу тех политических сил, которые принимали решения. Особенно наглядным участие в управлении делами государства и общества проявилось во время функционирования земских собраний и Государственной Думы 1-1У созывов. В период советской власти религиозные деятели были полностью отстранены от участия в выработке официальной политики, за исключение последних лет перестройки, когда в Верховный Совет СССР и РСФСР были избраны представители основных религий. Это процедура существовала до 1993г, до выборов в Государственную Думу, образованную новой Конституцией России. К этому времени руководством РПЦ была признана нецелесообразность прямого участия посланцев церкви в работе законодательных и представительных органов. Однако при растущем стремлении церкви вмешиваться в политику, появившемся к концу 1990-х – началу 2000-х годов, церковь стала изыскивать различные формы своего участия. В результате представители основных религий вошли в многочисленные комитеты, советы, центры и организации, которые занимались теми или иными проблемами, имеющими как общественное, так и государственное значение. Причем это участие стало даже своеобразным ритуалом, без которого уже не обходились ни центральные, ни региональные, ни местные органы власти. Поэтому вполне логичным стал и такой акт: при формировании Общественной палаты как некоего общественного органа, надзирающего над всеми органами власти и отслеживающего проблемы существующего российского общества в ее состав были введены представители только шести конфессий. Но это решение сразу же вызвало обострение во взаимоотношениях другими религиозными организациями и объединениями, ибо в эту палату не были приглашены представители баптистов, католиков, старообрядцев, лидер Конгресса еврейских религиозных общин и организаций А.Шаевич и глава Центрального духовного управления мусульман России и европейских стран МНГ Т.Таджуддин. По справедливому замечанию Кирилла, в то время бывшего митрополитом, «участие всех религиозных организаций страны в работе палаты невозможно, а элитарное представительство неизбежно разделит религиозное сообщество России» (16). В самом деле, чтобы Общественная палата стала действительно влиятельной организацией, в ней должны быть представлены все слои и все группы общества и какая-то селекция их неприемлема. Все это лишний раз доказывает, что участие священнослужителей и особенно в многоконфессиональной стране имеет весьма серьезные изъяны, которые могут обернуться конфронтацией между различными вероучениями.  Во взаимодействии с религией государства прибегают к пиар-акцим,  стремятся показать себя с лучшей стороны, как проявляющие заботу о судьбах всего населения и каждого человека с учетом религиозных ценностей. Так, по мнению посла Саудовской Аравии в России Мухаммада Хасана Абдельвали, его страна «заботится в первую очередь о развитии отраслей экономики, которые напрямую затрагивают благосостояние граждан. В своей деятельности государство стремится обеспечить безопасность, благополучие и процветание своих граждан, а также упрочить основы национального единства и сохранения исламских и арабских ценностей. В то же время государство создает условия для творчества и внедрения новейших достижений в области культуры, образования, здравоохранения и социального обеспечения.(17). Это ли не образчик создания благоприятного имиджа своей страны? Тем более, что для этого имеются все основания: богатство страны используется для повышения уровня жизни народа. Хотя не говорится о другом, что из Саудовской Аравии осуществляется поддержка многих радикальных и экстремистских течений, что именно основная часть террористов-смертников, сокрушивших Торговый и Деловой центр в Нью-Йорке 11 сентября 2001г. была из Саудовской Аравии. Активно финансируется и поддерживается идея создания мирового халифата, тем более по подсчетам его сторонников, уже 1 млрд. людей исповедуют ислам, что создает возможность его образования, по крайней мере, от Тихого до Атлантического океанов. На этом пути предполагается создание промежуточных форм – локальных халифатов, вроде Центрально-азиатского. Среди методов мощно используется получивший распространение религиозный терроризм и фанатизм. Отношение к ним самое разнообразное: одни страны поддерживают их открыто, другие – используют их исподволь, третьи – смотрят на них сквозь пальцы, четвертые не могут с ними справиться. Эти методы используют и сами религиозные экстремисты, когда они ставят задачу добиться своих теократических целей как это реализуется сепаратистами в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая, в Кашмире, в Чечне, на Филиппинах, Кипре. Прикрываясь в своих действиях знаменами религиозных верований, такие государства, как Судан, Ливия, и долгое время Пакистан стали местом пребывания экстремистов и даже людей с очень сложной и нередко преступной репутацией. Так, например, Пакистан в 1970-1990-е годы был прибежищем моджахедов, воинов джихада, современных исламских «джентльменов удачи». Кроме того, на его территории готовились эти силы. Пакистан покрывал экстремистов даже в том случае, если их разыскивали за совершенные преступление другие государства. Такая политика была оправдана до тех пор, пока Пакистан выполнял роль форпоста в борьбе с Советским Союзом. А сейчас ситуация изменилась. И собранные здесь силы стали уже угрозой самому государству, тем более что они поддерживаются и внутренними экстремистки настроенными религиозными партиями и организациями (18). Ряд государств для ограничения теократических притязаний создает комитеты (советы) по регулированию государственно-религиозных отношений. И если Россия в нале 1990-х годов, а Украина недавно (2005г.) ликвидировали соответствующие органы по регулированию этих отношений, то многие страны считают, что такие органы должны быть. Так, в Узбекистане с 1992г. существует организация (Комитет по делам религии при Совете Министров), которая занимается всеми вопросами религиозной жизни. Есть координационные советы по взаимодействию с религиями во Франции. В Германии и ряде других стран. Среди «методов» (если назвать их таковыми) используются провокации, явные или стихийные, когда своей недальновидной политикой государство усиливает религиозность и порождает теократические амбиции. Именно колоссальные ошибки правления Ельцина в отношении Чечни привели, по выражению Дудаева, к тому, что «Россия вбила нас в ислам» (19). Неповиновение, желание стать независимым государством чеченские лидеры начинали как абсолютно свободные от влияния религии. Не было там никакого религиозного фактора. Но именно им пришлось прибегнуть к исламу и сделать его эффективным оружием в борьбе с Россией. В дальнейшем ошибка была усугублена. Россия не смогла отделить в Чечне экстремистов от сторонников традиционного, народного ислама, уравняв тех и других. И превратив и тех и других в своих врагов. Попытки исправить положение, предпринятые Ахматом Кадыровым (который был и религиозным лидером), мало что изменили, потому что ошибки превратились в застарелую болезнь.  Кроме того, среди методов взаимодействия государства и религии нужно отнести феномен этнизации религий, что в большинстве европейских государств воспринимается как реальная опасность разделения на национально-религиозные сообщества. В этой связи важнейшим становится реакция правительств на проблему этносоциальной поляризации религиозных течений. Усиление такого рода дифференцирующих настроений получает свое отражение в СМИ. Западные аналитики явления такого рода рассматривают как один из феноменов антидемократичности, как возможный ограничитель политического участия кругом тех, кто принадлежит к одной вере. Что касается России, то ее национальные, стратегические и геополитические интересы, тесно связанные с мусульманским миром, не позволяют рассматривать эти процессы как только антидемократические – они скоре всего могут быть охарактеризованы как феномен единства в многообразии, когда национальные т религиозные традиции учитываются при решении всех общественных проблем, не игнорируя каждый аспект их функционирования.  По мнению экспертов, требуется новая модель взаимоотношений между государством и различными конфессиями, которая бы не повторяла и не возрождала прошлое, а учитывала новые потребности, в том числе и претензии религий участвовать в политической жизни. Но в чем это участие должно состоять, это предстоит решать. При чем, надо исходить не только из вчерашнего и даже сегодняшнего дня, а из того, что ожидает страну в будущем. Так, в отношении России есть достаточно убедительные выкладки, говорящие о том, что через 20 лет треть россиян будет составлять «этнические мусульмане, в обоих столицах их число будет доходить до 40%, а в армии – до 50% (20). И очевидно, что существующая модель взаимоотношений государства и религий, ориентирующуюся в основном на одну религию – православие, не отвечает потребностям времени: требуется более гибкая политика во взаимоотношениях со всеми конфессиями на основе взаимодействия, а не конфронтации и деления религий на разные виды и сорта.  Государство может действовать также при помощи законодательства. По мнению известного литературного критика и культуролога Льва Аннинского, «государство должно оберегать не Церковь, оно должно оберегать законность, в пределах которой Церковь может утешать людей, в поле лица своего выдерживающих давление свинцовой государственной длани» (21). Между тем, законы, в том числе и касающиеся религии и религиозных организаций, трактуются в зависимости от ситуации и достаточно произвольно, особенно если это касается религиозных меньшинств. Реальностью стали факты правоприменительной практики, которая нередко в первую очередь удовлетворяет претензии и пожелания православных священнослужителей и лоббирующих их интересы политиков, чем потребности и устремления представителей других конфессиональных объединений. Актуальным продолжает быть проблема о запрещении и судебном преследовании лиц, возбуждающих религиозную рознь, призывающих к насильственным действиям в решении актуальных проблем. Даже в Великобритании после терактов в лондонском метро в 2005г. премьер–министр Тони Блеер призвал не к увещеванию (как делалось ранее в этой стране), а к принятию жестких мер по пресечению враждебной религиозной пропаганды, конфессиональной неприязни, поддержки финансовой и моральной разного рода экстремистов. Не исключается и применение мер экономического и финансового воздействия, нацеленных на подрыв и разрушение инфраструктуры религиозного экстремизма и фанатизма, прекращение подпитки ваххабистских мечетей и медресе, контроль за так называемыми культурно-религиозными центрами, нередко являющихся мощными проводниками радикальной религиозной идеологии. Современные реалии государственно-религиозных отношений Современный опыт строительства и установления государственно-религиозных отношений не только разнообразен, но и неоднозначен. Если 80-е годы ХХ века пошли под знаком усиления политической активности радикальных исламистов в главных центрах мусульманского мира (Иран, Египет, арабские страны Персидского залива и др.), то в 1990-е годы их усилия перемещаются на периферию, в основном, туда, где мусульмане никогда не представляли большинство населения (страны Западной Европы) или туда, где ранее были утрачены идеологические позиции (Россия, страны Центральной Азии). Эта тенденция в полной мере соответствует концепции С.Хантингтона, выступившего с предостережением о возможном столкновении западной и восточной цивилизаций. В этот же период произошло изменение курса политики западных держав: актуальной стало борьба не с безликим и неопределенным «международным исламским терроризмом», а вполне с конкретными происламскими террористическими организациями (22). В применении к ситуации в России можно сказать, что ее официальные государственные деятели (такие советники Ельцина, называвшие себя специалистами по национальному вопросу как Старовойтова, Шахрай и др.) не могли четко разделить этнический и религиозный сепаратизм, в результате чего появились такие решения, которые привели к обострению ситуации, особенно на Северном Кавказе, и способствовали распространению идеи исламского государства на этой территории. А всякая неточность, неразбериха способны усугубить и испортить эти отношения, осложнить жизнь общества и многих людей. В России на заре эйфории была допущена огромная безалаберность, неразборчивость, потеря чувства самосохранения, когда в страну под провозглашенное соблюдение свободы совести хлынул поток миссионеров разного сорта и мастей. Лишь к концу 1990-х годов, осознав опасность ложно понятого принципа свободы совести, государством был принят другой закон, который работал скорее на тактические, чем на стратегические цели, вызвав как несправедливые, так и справедливые претензии со стороны многочисленных конфессий. Но до сих пор ясно одно - Россия так и не обрела точной стратегии по отношению к религиям, тем самым способствуя проявлению и поддержанию теократических амбиций. Долгое время эта неразборчивость вела к разгулу разномастных религиозных радикалов. И только в феврале 2003г. официальные власти приступили к решительным действиям: Верховный суд России признал террористическими 15 радикальных исламских организаций, а их деятельность на территории России была запрещена. Среди них как международные (зарубежные) организации, так и внутрироссийские. Среди первых такие известные организации как «Аль-Каида» Усамы Бен Ладена, «Братья-мусульмане», Аль-Джихад» (Египет), «Хизб ут-Тахрир», движение Талибан, ряд организаций, чьи центры расположены в Ливане, Пакистане, Саудовской Аравии. Среди российских экстремистских организаций – «высший военный маджлисуль – Шура объединенных сил моджахедов Кавказа», «Конгресс нардов Ичкерии и Дагестана», созданные в Чечне и возглавляемые Басаевым и Удуговым (23). Но для такого решения потребовались годы, кровь и гибель тысяч людей, взрывы и теракты против мирных жителей. Стоит подчеркнуть, что принятие этих актов в немалой степени сдерживалась демагогией ряда правозащитных организаций, которые оперировали понятиями права и свободы человека, в то время как религиозные экстремисты не гнушались гибели огромного количества людей, которые были просто очевидцами этих перипетий, и даже не стояли на их пути. Непоследовательность государства дополняется непоследовательностью региональных и местных органов власти. Так, весной 2005г разгорелся скандал в связи с выделением крупных средств православной церкви в Нижегородской области. Это стало аргументом для протеста мусульманской общины, которая обвинила власти в финансовой дискриминации ислама, ибо не получила финансирования на праздник татарской общины «Федеральный сабантуй». В своем протесте руководители мусульман ссылались на то, что на празднование юбилея Серафима Саровского было истрачено 50 млн.рублей, в то время как они получили отказ. Фактически с этим протестом согласилась и еврейская община. И тут трудно что возразить, ибо, во-первых, церковь отделена от государства и почему налогоплатильщики должны нести расходы на религиозные дела, тем более, что среди их есть немало неверующих или сомневающихся в таких подарках. Во-вторых, почему выделяется одна конфессия, и забываются другие? (24). Аналогичные процессы, когда федеральные и региональные власти не обращали внимания на политизацию ислама, несмотря на предупреждение специалистов, означали серьезные просчеты и, соответственно, ошибки по учету негативных последствий. Это на большом конкретном материале на примере Северного Кавказа показал И.П.Добаев (25). Вместе с тем, не отрицая значимость многих из вышеназванных методов строительства государственно-религиозных отношений, стоит особо остановиться еще на одном, возможно, самом решающем. Это своевременный, постоянный и обстоятельный анализ общественного сознания, его состояния, учет мнений и суждений людей по актуальным вопросам, в том числе и касающихся государственно-религиозных отношений. При анализе этого тонкого и весьма обоюдоострого вопроса важно знать реакцию людей на взаимодействие государства и церкви, когда речь идет о возможностигосударства и ее деятелей руководствоваться тем, что связано с догматами церкви. (см. таб. 1)                                                                                                                 Табл.1 Следует ли российским властям руководствоваться в своих действиях религиозными убеждениями? (в % к числу опрошенных) Сентябрь 2005. N=1600

	Сенбябрь 2005	Сентябрь 2007
Определенно да	13	6
Скорее, да	30	23
Скорее нет	26	31
Определенно нет	20	27
Затрудняюсь ответить	11	14

Источник. Левада-Центр. Общественное мнение-2005. С.129; Общественное мнение – 2007. С.194.

5. Подробнее о типологии теократических государств см.: Тощенко Ж.Т. Теократия: фантом или реальность. М., Академия, 2007, См. также; См.: Большаков А.А. Генезис взаимоотношений и лигитимация власти в теократиях //Вестник МГУ. Ср12. Политические науки, 2003, №6.

6.      См. Природа этнорелигиозного терроризма /Ю.М.Антонян, Г.И.Белокуров и др. М.   Аспект Пресс.  2008. 7.      Овсиенко Ф.Г. Политизация конфессий и клерикализации политики: тенденции развития и риски в российском обществе //Религиоведение, 2002, №2, С.29. 8.      Подробнее см.: Андреева Л.А. Религия и власть в России. М.: Ладомир, М., 2001. 9.       См. Бабкин М. Духовенство русской православной церкви и свержение монархии (начяало ХХ- конец 1917г.) М., 2007.. 10.Подробнее см.: Политическое православие: страт. Журн. №2. М. Ин-т нац. Стратегии. 2005; Цит. по:  Малашенко А.В. Еще один план обустройства России. /НГ-религии, 2001, 17 января. 11. Подробнее см.: Игнатенко А.А. Самоопределение исламского мира / Ислам и политика (взаимодействие ислама и политики в странах Ближнего и Среднего Востока, на Кавказе и в Центральной Азии). М., 2001, С.7-20. 12. Хаизов Д. Новый призрак бродит по Европе, //Коммерсантъ. 1998, №5. 13. Журавский А. Религиозная традиция в условиях кризиса секуляризма //Контирнент, 2004, №120, С. 280. 14.Стати В. Позиция государства. НГ, 2001, 1 ноября. 15. Тарутин И. Религиозные конфликты раздирают Африку /Известия, 2001, 23 февраля. 16.Цит. по: НГ-религии, 2005, 5 октября. 17.См. Дипкурьер НГ, 2001, №6, 2 апреля. 18. Плешов О.В. Пакистан: исламисты в борьбе за власть //Восток, 2001, №5. 19.Известия, 2001,22 декабря. 20.Попова С. Исламское будущее/Известия, 2001, 22 декабря. 21.Цит. по: Утяшев Д. Церковь или стая. Какое место занимает религия в современном обществе? //НГ-религии, 2004, 15 декабря. 22. См. Общие соображения по поводу отделения церкви от государства. Открытый доклад. Один век отделения церкви от государства. М., Посольство Франции в России. 2006. 23.См.: Силантьев Р. Новейшая история ислама в России. М., Алгоритм. 2007. 24.См. Независимая газета, 2004, 2 сентября. И отклик Ж.Т. Тощенко на эту акцию См. Известия. 2004. 1 октября. 25.Добаев И.П. Исламский радикализм: генезис, эволюция, практика. Ростов н/Д., 2003. 26.Цит. по: Чугаев С. Атеисты добрались до Гимна России» //Комсом. правда, 2003, 10 ноября. 27.Шорохов А. Косово как будущее Европы //ЛГ, 2004, №14; Чудинова Е. Мечеть Парижской богоматери. М., 2005; Фаллачи О. Ярость и гордость. М., 2006. 

Чиновничество во всех странах мира никогда не было резко отделено от влияния религии. История свидетельствует, что в процессе взаимодействия с религией чиновники приспосабливались, мимикрировали, фальшивили, тайно или открыто исповедовали церковные таинства. В странах¸ которые именовали себя ранее социалистическими, чиновники нередко скрывали свое поведение, использовали тайные контакты приобщения к религии, что приводило к серьезным конфликтам и курьезам, ибо это рассматривалось как отказ от социалистической идеологии. Но то, что стало происходить с бюрократами всех уровней в их отношениях с религией в большинстве постсоветских государств, превзошло самые изощренные фантазии и возможности уникального приспособленчества. Оно породило уникальные формы, которых не знало ни одно светское государство (1; 2).  Хотя страны СНГ формально являются светскими, взаимодействие по линии «чиновник – религия» обрело порой гротескные и поражающие воображение формы. Например, как нормальному человеку в светском государстве реагировать на такое сообщение: «В городе Лениногорске (Восточно-Казахстанская область) открылась мечеть, разместившаяся в здании бывшей гостиницы. Ей присвоено имя Динмухамеда Кунаева – бывшего первого секретаря ЦК компартии республики, члена Политбюро ЦК КПСС и личного друга Л.Брежнева» (3). И такие парадоксальные случаи маловразумительного симбиоза или мутации не так уж редки в России и в других постсоветских странах, когда на вооружение государственной власти и деятельности чиновничества взят религиозный фактор, как мощное средство укрепления личной и групповой власти (за неимением других средств вследствие непопулярной политики большинства правительств стран СНГ). Если оценить в общих чертах ситуацию взаимоотношений бюрократии и религии, то можно сказать, что большинство российских чиновников используют религию в инструментальных целях, т.е как средство достижение личных или групповых целей.                                                 Характеристика деятельности чиновников-клерикалов

По сути постсоветское чиновничество стало одним из мощных средств осуществления клерикализации своих стран. Причем, этот процесс вовлек в свои объятия все уровни – от самых верхов до самого мелкого чиновника. Фактически процесс клерикализации страны начал первый президент России Ельцин, непосредственно и открыто демонстрируя свою приверженность православию. За ним последовали и другие, ставшие во главе новых независимых государств. Такой деятель, как Э.Шеварднадзе, даже пошел на то, чтобы провозгласить в Грузии православие государственной религией, что не спасло его от свержения с поста президента страны. Шествуют рука об руку с религиозными иерархами правители Украины, Азербайджана, Таджикистана, Туркмении и других стран. А что делать в этой ситуации свите, среднему и низшему слою чиновничества? Ведь даже о нынешнем президенте страны говорят как об очень религиозном человеке, который имеет своего духовника (что, конечно, лучше, чем иметь оккультиста, чревовещателя, представителя магии). Поэтому не удивительно, что многие чиновники, страдающие подобострастием, копируют поведение верхов. Более умудренные, карьеристски настроенные, пытаются внести свою собственную лепту в этот процесс взаимодействия с религией, выдумать нечто, что бы «развивало» предложения свыше. «У меня в кабинете икона Александра Невского», - заявляет губернатор Алтайского края А.Карлин. Что касается человека по имени Александр Карлин, то у всех здравомыслящих людей нет к нему вопросов: это его личное дело, кого он почитает, кому поклоняется. Но у них, как и у меня, возникает вопрос к высокому государственному чиновнику – почему в официальном помещении демонстрируется религиозность представителя государства, в котором церковь отделена от него? (4).     В целом деятельность чиновничества, как в России, так и практически во всех постсоветских государствах, развивается в условиях отсутствия вразумительной, научно обоснованной политики по отношению к религии. Шарахание в этом процессе привело к тому, что изначально было допущено много ошибок. Так, в России, под лозунгом свободы совести без всяких ограничений Ельциным был ликвидирован Комитет по делам религии при Совете Министров СССР, а затем и РСФСР, которые худо-бедно, но осуществляли некоторую экспертную, координационную наряду с контролирующей роль. В этот период в Россию хлынул поток самых различных миссионеров, вербовщиков в «уникальные» религии и секты и просто авантюристов под флагом тех или иных конфессий. И официальные представители принимали всех без разбору, для того, чтобы продемонстрировать себя поборниками демократии, борцами против социалистических ограничений. Отсутствие мало мальски развитого стратегического мышления, как в случае с приемом вице-премьером Лобовым руководителей изуверской секты «Аум Синрикё», привела к конфузу: поддержка религии не означает всеядность, заискивание и просто глупость и тупость в общении с представителями любой организации, претендующей на «свое» вероучение. Печально и то, что высокий чиновник не просто принял, но и оказал содействие функционированию этой секты в России, на базе которой выросли изуверы, запечатлевшие себя в истории терактом в токийском метро и повлекшим гибель и контузию многих людей. Теоретическая (научная) слабость и отсутствие политического чутья характерны не только для российских политиков. Эти ошибки повторяют лидеры и других стран СНГ. Так, Каримов, президент Узбекистана, попытался заигрывать с исламистами, в том числе и с Исламской партией Узбекистана и некоторыми зарубежными посланцами в виде эмиссаров партии «Хизб ут-Тахрир». Но очень скоро он понял, что с ними нужно вести иной разговор, что выразилось в подчеркнуто светской направленности проводимой им политики и жестких методах противостояния религиозным экстремистам. Такую же слабость и зигзагообразность религиозной политики продемонстрировал и бывший президент Киргизии Аскар Акаев. Взлелеянный Западом и российскими либералами как истинный демократ, он сначала утверждал, что опасность ваххабизма в его стране «сильно преувеличена». Пользуясь попустительством, террористы свою штаб-квартиру расположили в Бишкеке, а ученики Хаттаба, которые активно финансировались им, в киргизской столице ждали сигнала для организации взрывов в Ташкенте. Именно на базарах Киргизии стали беспрепятственно появляться листовки следующего содержания: «Бешеная атака еврейского кафира Ислама Каримова и организаций его государства против призывающей к исламу партии «Хизб ут-Тахрир» не ослабевает. Мусульмане, не падайте духом!». Однако после вторжения узбекских исламистов на территорию республики он коренным образом изменил взгляд по этому вопросу, подписал с Ташкентом соглашение о совместной борьбе с религиозным экстремизмом, ибо понял, что установление власти исламских экстремистов и фанатиков в центральноазиатских странах чревато многими губительными последствиями. Близорукость, отсутствие стратегического мышления - это тоже верный помощник для установления клерикальных и теократических режимов (5). Неразборчивость, некомпетентность при определении отношения к религиозным сектам приводят к решениям, которые аукаются и себе и окружающим. Так бывший второй секретарь горкома КПСС г.Набережные Челны, затем мэр этого города, даже побывавший замминистра финансов России, разрешил в 1995г. в своем городе деятельность секте Хаббарда, основавшего Всемирную церковь сайентологии в 1952г. Это Хаббарду принадлежат слова «хочешь стать богатым – придумай свою религию». И дело не только в том, что свои богатства он получал через центры дианетики (кто и какие средства не выкачивает из народа?), а в том, что деятельность этой церкви уже долгое время находится под полицейским контролем в Канаде, США, Италии, Франции, Греции и ряде других стран, где она запрещена «за использование приемов и методов воздействия на людей, приводящих к тяжелым психическим последствиям». Но ее особая опасность состоит в том, что эта секта формирует у людей стремление править миром или по крайней мере доступным для нее окружением и добиваться важных для себя результатов (6). Роднит современных российских чиновников с религиозными клерикалами недоверие к науке и научным данным. Особенно они не любят социологическую информацию, которая обычно обращает внимание на нерешенные проблемы, на недостатки, на отвержение населением непродуманных и скороспелых решений. В этом смысле чиновники подозревают исследователей в несовершенстве их программ, их инструментария, выборки и даже в политической ангажированности особенно тогда, когда выводы ученых не совпадают с их мнением. Кстати, это касается и психологии, как утверждает священник Андрей Лоргус, имеющий помимо духовного и светское, психологическое образование (7). Нежелание советоваться с учеными приводит к тому, что чиновники вводят даже президента России в заблуждение, позволяя говорить о некомпетентности или неопределенности позиций в религиозно-политических отношениях. Так, Путин назвал верующих на Кавказе шиитами, хотя там существует только суннитская ветвь ислама. (Всего около 3% мусульман, в основном лезгин и даргинцев, исповедуют шиитский ислам) (8).                    

       Методы клерикальной деятельности бюрократии

Особо следует сказать о методах, применяемых бюрократией при реализации синтеза политических и религиозных отношений. Очень распространенной практикой стало для всех представителей политического и идеологического спектра - от консерваторов до либералов, от правых до левых – цитирование Священного писания (будь то Библия, Коран или Тора) избирательно, профанировать и вульгаризировать его в своих целях и намерениях. Надо отметить и такой момент в поведении чиновничества – оправдывать свои действия не только государственной целесообразностью, но и божьей волей. Первым признаком «нового» отношения представителей бюрократии к религии стало обязательное посещение церквей, мечетей, других культовых учреждений в дни церковных праздников. Вчерашние атеисты держали свечи, по выражению одного из журналистов, как стаканы с водкой (к иному они не были приучены), а руки как футболисты в штрафной площадке. Согласно ритуалу, причащались, лобызались с религиозной верхушкой (на региональном и местном уровне соответственно со «своими» служителями культа). Не отставали от этих привычек и советские и партийные деятели бывших советских республик. Бывший первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана Г.Алиев совершил хадж в Мекку. В других республиках первые лица также завели за правило показывать свою лояльность и приверженность церкви. Эти действия высших лиц страны делались достоянием гласности при помощи средств массовой информации, что стало сигналом для копирования поведения на всех уровнях государственного управления. Этот примитивный показ своей причастности и «верности» религии лишь ставил вопрос: стали ли они в самом деле верующими, или церковь и мечеть им нужны для укрепления своей власти, для большей легитимации своего властного положения? Затем последовало более «глубокое» приобщение к религии. Стало модным и обязательным освящать любое мероприятие, благословлять любое событие, выслушивать напутствие по поводу любого действия. И вот мы видим как практически ни одно значимое событие как на общероссийском, так и на федеральном и местном уровнях не обходится без мелькания риз священников, говорятся слова, читаются молитвы, а вокруг стоят политические деятели, на лицах которых написано удовлетворение от того, что и «у нас как у людей», что это «так надо» и что это рвение заметят сверху и это может окупиться сторицей. Никакого истинного почитания в этих показухах нет – есть только убеждение, что данные действия - необходимое средство для «полноценного» участия в политических, государственных делах. Доходит порой до анекдотических случаев. Государственная Дума, по мнению депутатов от «Родины» Чуева и Крутова, стала вместилищем грубых и откровенных соблазнов. Причину этого они увидели в том, что бывшее здание Госплана СССР при передаче его нижней палате не было освящено (хотя оно в самом деле испытало эту процедуру). Поэтому, по их мнению, «за прошедшие десять лет Госдуму не раз преследовали неудачи, деятельность ее не раз омрачалась противостоянием и конфликтами… Возникали даже силовые конфликты между депутатами» (9). Оказывается, для драчливой Думы не хватало пустяка – освящения здания (?!). Еще более высокой степенью  «слияния» чиновников с религией стало строительство всевозможных культовых зданий, в том числе и с участием государственных средств. Только в Татарстане за 1990-е годы было воздвигнуто несколько сотен мечетей. Не отстают от этих темпов и некоторые госчиновники, рьяно демонстрирующие свою причастность православию. Так, в Саратовской области бывший губернатор Дмитрий Аяцков, который всегда отличался «оригинальностью», финансировал епархию за счет налогоплательщиков, принялся за государственный счет восстанавливать храмы и «возрождать профессию священника» (10).  Но когда культовые здания воздвигаются по частной инициативе – одно дело. Другое дело – когда в этом процессе участвуют многочисленные зарубежные фонды. И третье дело, когда в этом стало принимать участие государство, когда деньги налогоплательщиков шли на «богоугодные дела». Как заметил в одном из своих интервью муфтий Татарии: «Религия отделена от государства, но не от чиновничества. Они тоже верующие, будь то татары или русские. Если бы республика, главы местных администраций, руководители предприятий не участвовали, не помогали бы посильно в строительстве мечетей, не было бы тысячи приходов. Добровольных пожертвований не хватит на оплаты различных услуг, воды, газа» (11). В этом случае возникает масса вопросов и прежде всего – а по-прежнему ли отделена церковь от государства? Именно такое использование народных денег под разными предлогами стало очень распространенной практикой. Кстати, этим порождаются межконфессиональные конфликты, когда начинают считать, а кто за что получил и соизмеримо ли это с весом и значением той или иной религии. Чиновники втягивают государство в разборки, так как это достаточно наглядно показывает взаимоотношения светской и духовной власти, которые хотели бы или нет их приверженцы, приобретают теократический аспект. Даже тогда, когда строительство, восстановление или реконструкция культовых зданий идет за счет частных вложений, то и здесь государство в лице своих органов должно иметь слово, чтобы не получалось, как в некоторых селах Башкирии и Татарстана, когда в одном селе воздвигались две и даже три мечети, ибо таково было пожелание богатых выходцев из этого села, которые не взирали на то, что и одна мечеть была загружена едва-едва, не говоря уже об отсутствии священнослужителей (мулл). Еще одним показателем клерикализации деятельности бюрократии стала распространенная практика дарения, передачи в собственность государственных материальных ценностей и/или финансовых средств. И это протекает в достаточно широких масштабах. Это особенно распространено на региональном уровне, где государственно-религиозные отношения воплощаются в личной дружбе главы региона со священнослужителем соответствующего уровня, как это происходит, например, в Белгородской области. Личные симпатии и, может, даже личная привязанность почему-то находят воплощение в том, что служителям культа передается многое, прощается многое и задабривается (ради чего?) многим. Может быть, этими актами они оберегают свою собственность? В этой ситуации уместно напомнить одно из требований иранской Конституции (заметьте теократической), в которой, единственной в мире, записано, что «собственность лидера страны, президента, министров, а также их жен и детей проверяется главой судебной власти до и после окончания службы указанных лиц на предмет предотвращения ее незаконного приращения» (12). А если к этому добавить и закон, ранее принятый Государственной Думой (в настоящее время частично измененный в связи с борьбой с терроризмом), по которому запрещена конфискация имущества при любых правонарушениях, то возникает вопрос, а есть ли на чиновниках крест, за который они так ратуют? Чего тут больше – мимикрии, приспособленчества, хапужничества, да еще с гарантированной защитой? Клерикализация российского чиновничества продолжает свои победные шаги. Вот уже и функциональные чиновники – от культуры, от образования, от здравоохранения – выходят с «инициативами»: построить часовню или церковь на территории больницы, учебного заведения, мемориального комплекса, ввести обязательное изучение основ православной культуры. К настоящему времени этот процесс охватил святую святых любого государства: армию, органы внутренних дел и даже ФСБ. Нередки такие сообщения. «Недавно у пациентов и врачей Центрального клинического госпиталя ФСБ России появилась церковь. Храм Святого великомученика Пантелеймона был построен концерном «Крост». По мнению врачей, церковь станет неотъемлемой частью лечебного процесса, поскольку результаты лечения напрямую зависят от душевного состояния человека» (13). Присягу, начало учений, профессиональный праздник силовых структур уже трудно представить без участия священнослужителей, что опять роняет опасные семена вражды среди различных конфессий. При анализе этого явления очень интересно сопоставить реальность и то, что официально рекомендуется и что пропагандирует чиновник, который нередко лукавит и закрывает глаза на то, какие процессы происходят в общественном сознании. «Сегодня в политической и государственной элите, - утверждает А.Логинов, представитель правительства в Государственной Думе, - было бы моветоном пытаться использовать религию в политических целях. А для карьеры политиков, которые хотели вовлечь религиозные общины в политические баталии подобные попытки всегда имели катастрофические последствия» (14). Что это уловка? Сознательное искажение? Стремление угодить? Или может желание нарисовать в самом деле необходимую рациональную картину религиозно-политических отношений, которая все же выглядит фантастикой и маниловщиной и не имеет никакого отношения к реальной жизни? Анализ методов деятельности чиновников в области государственно-религиозных отношений позволяет утверждать, что происходящее взаимодействие между чиновничеством и религией, особенно в православном исполнении, очень напоминает византийскую политику, когда под внешним благолепием, показом своей «преданности» друг другу церковь и государство в лице своих чиновников преследует не народные интересы, интересы страны, а своекорыстные намерения и такие же цели. При этом происходят казусные случаи вроде обращение патриарха к Путину и Фрадкову в день Пасхи со словами «Ваше Превосходительство», что соответствует титулам чинов 3 и 4 классов в императорской России: по военному табелю - генерал-лейтенанту или генерал майору, по придворному и гражданскому табелю – тайному советнику, обер-церемониймейстеру или действительному статскому советнику, камергеру. И день воскресения Господня мало соответствует тому, чтобы именно в этот день президента страны поздравлять с политическими успехами (15). Не остается в долгу и светская власть. Иерархи церкви снизу доверху принимают официальные поздравления от властей со всеми религиозными праздниками, с днями рождения и вкупе с гражданскими «красными» датами. Постоянная демонстрация византийской «симфонии священства и царства» слабо коррелирует не только с правилами взаимоотношений современных государств и современных религий, но и с реалиями самой России. Кстати, византийство проявляется в массе «мелочей». Почему, например, сильные мира сего стоят в храме отдельно от массы верующих? (16). Нужно сказать, что эту ситуацию религиозной неразборчивости в среде чиновничества породил первый президент России и его окружение. Не говоря уже о массе ляпов как в начале, так и в процессе своего правления, на заключительном этапе своей деятельности Ельцин 31 декабря 1999г. попросил патриарха Алексия 11 приехать и присутствовать при передаче властных полномочий Путину. Более того, патриарха попросили «благословить   Владимира Владимировича на его новое трудное служение». С точки зрения и буквы и духа закона действующей Конституции значение этого действа совершенно абсурдно: в момент величайшей государственной важности глава России и его преемник призывают руководителя одной из общественных организаций и просят его одобрить эти действия. Но невозможное юридически это действо имело свое оправдание: власти не хватало легитимности. Ведь согласно опросам общественного мнения одно из первых мест по доверию принадлежало церкви при огромном недоверии ко всем властным структурам, в том числе и президенту, действия которого одобряли всего несколько процентов россиян. И поэтому понятно, почему в этой ситуации власть решила опереться на церковь. Очень серьезным признаком клерикализации, забвением светского характера государства являются предложения построить национальную идею только на религии или с обязательным учетом религии. Иначе как расценивать речь министра иностранных дел на У111 Всемирном русском народном соборе о «православной цивилизации», которая по строю мысли и обоснованию не уступает аргументам Патриарха и некоторых заядлых политических клерикалов вроде К.Затулина. Стимулом для такого заявления государственного чиновника высокого ранга стала, на наш взгляд, «Концепция национальной безопасности», принятая в начале правления Путина, которая увязывала террористические угрозы с некоторыми угрозами этнического и религиозного характера. Не удивительно, что сразу же появился целый ряд политологических и юридических обоснований, анализирующих вопросы безопасности в религиозной сфере как фактор, который несет в себе огромный позитивный заряд в   решении актуальных задач развития России (17). А может стоит этот тезис рассматривать по-другому – как угрозу национальной безопасности России, исходя из реальных процессов, происходящих в мире, во многих странах, в том числе и в нашей стране? Таким образом, тенденции сближения бюрократии и церкви налицо. Но стоит надеяться, как это высказал А.Верховский, что «инерция сближения не заведет слишком далеко». Это, по его мнению, «зависит не от отношений власти и Церкви, а развития отношений внутри самой власти» (18). И такое состояние лишний раз подчеркивает, что решающая роль в том, насколько возможно тихое, ползучее превращение светского государство в некое теократическое образование, полностью зависит от возглавляющих его людей.                          

Последствия сращивания бюрократии и религии

Чиновники, заигрывающие с религией, так или иначе, осознанно или стихийно олицетворяют теократические тенденции в жизни российского общества, ибо ведут к ее клерикализации, но и одновременно к большим конфликтам, к обострению не только межконфессиональных, но и социально-политических отношений. История неоднократно показывала, что чем сильнее наступает клерикализм, чем более рьяно осуществляет поддержку религиозному нажиму государственная бюрократия, тем сильнее расцветает атеизм, тем больше появляется людей, готовых на активное противодействие религиозным претензиям и поблажкам и готовых пожертвовать многим в борьбе с предоставлением всяких преимуществ церкви. История знает много примеров, когда усиление клерикализма как формы политического воздействия на жизнь государства и общества приводило к прямо противоположным результатам. Инквизиция породила огромную армию противостоящих ей. Она не смогла задержать появление протестантизма, других форм независимости от католицизма. Попытка усилить клерикализм во Франции в ХУ111 веке привел к появлению таких мощных фигур атеистического мышления как Вольтер, французские просветители. Именно попытки контролировать и подчинить жизнь человека, сделать ее стандартной своим следствием имели великие расколы в жизни религий, которые потом лихорадили общества и мир. Это убедительно продемонстрировал раскол христианства на католицизм и православие. Затем из католицизма выделился протестантизм, а из православия – старообрядчество. Нечто похожее произошло с исламом, расколовшимся на суннитов и шиитов. Затем среди суннитов появился ваххабизм, не говоря о многочисленных сектах. Особенно губительна деятельность бюрократии при одновременном решении этнических и конфессиональных проблем (19). Незнание специфики тех и других, а также возможной их комбинации может породить такую гремучую смесь, которая может взорвать социальный мир в многонациональных и поликонфессиональных регионах. Именно беспредельная близорукость чиновников сначала в Чечне, затем в ряде других национальных республик Северного Кавказа привела к крупнейшим просчетам в религиозной и национальной политике, превратив религию в мощное средство сопротивления и противостояния федеральному центру. Вкупе с замшелыми методами деятельности Духовных управлений мусульман в этих республиках бюрократия волей неволей формирует очаги сопротивления в результате сначала беспредела в допуске различных мусульманских миссионеров из-за рубежа, а затем неумелым противостоянием им в ситуации, когда экстремистскими, в том числе и ваххабитскими идеями поражено значительное количество населения, особенно молодежи. Это неспособность особенно наглядно стала проявляться даже в таких регионах, как Адыгея, где никогда не был силен ислам. Но неразумная политика в области национальных и конфессиональных отношений привела к формированию сил сопротивления, к появлению в этой республике в 2005г. общественного движения «Черкесский конгресс», который сразу же получил поддержку от религиозных и националистических центров за рубежом, выступив с предложением признать геноцид адыгов в период Кавказской войны. Затем деятели этого конгресса перешли и к более глобальным геополитическим проектам – к созданию Черкесской республики в составе нынешних Адыгеи, Кабарды, Черкессии и Шапсуги. И что самое опасное в этом – во многом идет опора на религиозные исламистские силы(20). От поведения бюрократии зависит межконфессиональный мир, возможность возбуждения или угасания религиозного недоверия. И то, что православная иерархия выдвигается на первый план во взаимоотношениях с государственной властью, не осталось без внимания для представителей других конфессий и породненного с ними чиновничества. Так, принимая епископа Феогноста, секретарь Совбеза Рушайло заявил, что «необходимы совместные усилия государства и религиозных объединений в деле сохранения национального достояния России и нейтрализации угроз безопасности российского государства в духовной сфере» (21). Примечательно, что говоря о религиозных организациях, чиновник беседовал с представителем только одной конфессии – РПЦ. Ситуация выпячивания чиновниками православия в ущерб другим религиям существенно осложняет возможность достижения социального согласия. Поэтому вполне справедливо звучит высказывание президента Татарстана М.Шаймиева: «В федеральном законе о религии особо выделяется православие, что вызывает вопросы у мусульман, которые Россию считают своей Родиной. На официальных мероприятиях всегда присутствуют патриарх или другие иерархи православной церкви и гораздо реже мусульманские лидеры… Люди все это замечают. Никому не повредит соблюдение баланса в этих очень тонких вопросах. От этого не проиграют ни православие, ни светская власть, а общество в целом только выиграет» (22). В этой связи попытки чиновничества «доказать, что конституционный принцип равенства всех религиозных объединений перед законом не исключает приоритетного сотрудничества государства с традиционными религиями (вернее, с православием) – «медвежья услуга» и сомнительная привилегия для РПЦ, чреватая в конечном итоге нарастанием светского и религиозного антиклерикализма, а также утратой РПЦ своего авторитета» (23). Чиновники-клерикалы пытаются защитить и поддержать церковь в ситуации, когда действия священнослужителей весьма спорны и сомнительны. В 2006г. Федеральное собрание РФ утвердило новые правила призыва в армию, согласно которым лишаются отсрочки от служб в армии семинаристы. В результате шум был поднят большой, в том числе и среди чиновников-клерикалов. Известный своими пристрастиями к религии депутат Госдумы А.Чуев выразил тревогу: «После армии не все вернутся в семинарии, они получат достаточно серьезную моральную травму. Уж не говоря о том, что для семинаристов есть вещи (?!), напрямую не совместимые со службой в армии» (пусть страну защищают другие? – вопрос автора). И ничтоже сумняшеся, называет российскую армию «местом, которое сравнивают с тюрьмой». Значит, «в тюрьму» можно посылать всех, за исключением будущих священнослужителей? Где логика? И почему такую тревогу у него и ему подобных не вызывает другой пункт этого решения – призывать в армию сельских учителей и врачей, где без них невозможно решать стратегические вопросы нашего образования, культуры, здоровья (24). В заключение нужно сказать, что неразборчивостью, близорукостью и недальновидностью страдают не только российские чиновники, но и сильные мира сего в других странах. Так, премьер министр Великобритании Блэр неоднократно утверждал, что не надо преувеличивать опасность исламского экстремизма. Более того, он и его правительство по большому счету вели двойную, а иногда и тройную бухгалтерию. Британское правительство долгое время мирилось с ненавистническими высказываниями местных мусульманских лидеров, призывающих к джихаду. Оно предоставило убежище чеченским экстремистам. Оно оправдывало действия мусульман в период гражданской и конфессиональной войны в Югославии. Еще в январе 2005г. Блэр утверждал, что «нет такого понятия, как исламский террорист. Оно глубоко оскорбительно» (25). Но в июле 2005г., после ужасных терактов в лондонском метро ему пришлось признать, что опасность, несмотря на демонстрацию веротерпимости и лояльности даже к безусловно ненавистническим высказываниям, настигла и Великобританию. И естественно с его уст уже прозвучали другие слова - о необходимости бороться с религиозным терроризмом, о возможном ограничении свобод экстремистов и их преследовании за призывы к религиозной нетерпимости.

Литература.

1.                           См. Современная религиозная жизнь России. Опыт системного описания. Т1-2. /Отв. ред. М.Бурдо, С.Б.Филатов. М.:2004. 2.                            Подробнее см. Мчедлов М.П. Религиоведческие очерки. М.: 2005: Андреева Л.А. Сакрализация власти в истории христианской цивилизации. М., Ладомир.2007. 3.                           Известия. 1997, 7 февраля. 4.                             Интервью с алтайским губернатором Александром Каплиным //Известия, 2005, 12 сентября. 5.                           Ротарь И. Фундаменталисты активизируются //НГ, 2000, 15 августа. 6.                           См. Версия, 2004, №24. 7.                           См. например, НГ-религии, 2005, 13 июля. 8.                           Известия, 2000, 12 сентября. 9.                            См. Соколов М. Фельетон. //Известия, 2004, 17 апреля. 10.                        См. Версия, 2002, №49. 11.                         Фатуллаев И. Ислам в жизни населения Узбекистана. Ташкент, 2005. 12.                        Цит. по: Дружиловский С. «…Плюс исламизация всей страны» /НГ-религии, 2004, 26 мая. 13.                        Известия. 2005, 11 августа. 14.                        Логинов А. нельзя использовать религию в политических целях /НГ-религии, 2005, 13 июля. 15.                        Соколов М. Указ соч. 16.                         Беляев А.Е. Места для VIP-молящихся //Известия, 2004, 13 января. 17.                        Природа этнорелигиозного эктремизма / Под ред Ю.М.Аннтоняна. М, Аспект Пресс. 2008. 18.                        Верховский А.М. Власть и религия в современной России //Свободная мысль-ХХ1, 2004, №4. С.154. 19.                        О роли чиновников см.:Мчедлов М.П. Этносы и религия //Обозреватель, 2004, №2, С.72-73. 20.                         Нефляшева Н. Дремлющая сила общественного распада //Московские новости.2006, №24. 21.                        Цит. по: Кошкин Д. Церковь становится государственной или государство – церковным? //Версия, 2003, №12. 22.                        Цит. по: Известия, 2001, 17 октября. 23.                         Овсиенко Ф.Г. Политизация конфессий и клерикализация политики: тенденции развития и риски в российском обществе //Религиоведение, 2002, №2, С. 28. 24.                         Цит. по: Солдатов А. Семинаристы, встать в строй! //Московские новости, 2006, №24. 25.                         Степанов Г. Салман Рушди призвал реформировать ислам //Известия, 2005, 12 августа.                                                               

ЧАСТЬ 1У   РЕЛИГИОЗНЫЕ ДЕЯТЕЛИ НА ПУТИ К ТЕОКРАТИИ

Духовенство независимо от религиозной ориентации всегда представляло весьма специфическую социальную группу во все времена на всех этапах развития человеческого общества и у всех без исключения народов. История  его возникновения и становления в каждом конкретном случае богата самыми различными проявлениями его роли и места в политической и общественной жизни. Не останавливаясь на характеристике его развития на предшествующих этапах, напомним только то, что современная религиозная жизнь в мире представлена тремя мировыми религиями – буддизмом, христианством, исламом. Наряду с ними существуют крупные национальные конфессии, как иудаизм, индуизм, конфуцианство, даосизм, а также течения в христианстве – католики, протестанты, православные, две основные ветви в исламе - сунниты и шииты. Кроме того, имеется огромное количество самых различных сект, верований, комбинаций различных религий и конфессиональных течений.   Что представляет собой духовенство в современном мире и России? Духовенство во всех религиозных течениях в основном рассматривается с трех главных позиций: как посредники между богом и человеком; как помощники, координаторы в этом общении; и как отрицающие всяких посредников и помощников, полагая, что человек должен и может непосредственно общаться с Богом.  В результате духовенство (даже если исключить третью позицию) насчитывает в своих рядах довольно большое количество причастных к прямому или косвенному посредничеству в вере. По статистическим данным, в мире насчитывается более 2 млрд. христиан (из них 560 млн. живут в Европе, 480 млн. в Латинской Америке, 360 млн. в Африке и 260 млн.), свыше 1 млрд. мусульман и около 1 млрд. буддистов (1). Наряду с этими крупными (мировыми) религиями существуют национальные религии и масса самых различных вероучений. Понятно, что всех верующих, независимо от их принадлежности к той или иной конфессии, необходимо «окормлять» - наставлять, руководить, ориентировать и помогать прямо или косвенно в общении с Богом или другими сверхъестественными (божественными) силами. И, конечно, противостоять всяческим искусителям и всем возможным искушениям, тем более, что в современном мире происходят серьезные процессы, которые ставят под сомнение позиции религии и, следовательно, и само существование клана священников. Конечно, служители культа пытаются взять реванш. В 1960-е годы Ватикан решился на реформаторскую оттепель: замена латыни живыми языками, создание христианско-демократических партий, реабилитация Галилея, осуждение антисемитизма и экуменический диалог с другими конфессиями. Был осуществлен и ряд других послаблений в религиозной догматике. Применяют новые методы работы и, весьма успешно, не только католики, но и протестанты. В исламе также происходят неоднозначные процессы, хотя он более стойко переносит нововведения, более жестко отстаивает свои позиции. Что касается России, то число профессиональных религиозных деятелей растет соответственно увеличению числа различных религиозных организаций. Сравним, данные 2000 и 2005г., т.е. тогда, когда религиозные организации проходили перерегистрацию по закону «О свободе совести и о религиозных объединениях» (1997г.) и укрепляли свои позиции. За этот период количество организаций РПЦ выросло с 10912 до 11837; у Русской православной церкви за границей – с 40 до 43, у старообрядцев с 278 до 282. У католиков наблюдалось некоторое снижение – с 258 до 251. Более активно идет рост протестантских организаций: у пятидесятников с 1323 до 1482, у методистов с 85 до 114, и у адвентистов седьмого дня с 563 до 650 и особенно у свидетелей Иеговы – с 330 до 406. Среди лютеран при относительно стабильном общем росте увеличивается число организаций Церкви Ингрии - с 42 до 70. Практически без изменений осталось число евангельских христиан-баптистов - 975 и 980. В то же время идет бурный рост исламских организаций - с 3048 до 3634, и иудаистских – с 197 до 275, особенно сторонников так называемого современного (реформистского, «прогрессивного») иудаизма. Что касается буддизма, то число его организаций осталось прежним (193 и 192 организации). И наконец, следует отметить такой факт: количество неденоминированных христианских церквей уменьшилось, но резко возросло число иных вероисповеданий (2).              

Анализ этих данных позволяет сделать вывод, что налицо доминирование РПЦ (а следовательно и ее религиозных деятелей). Но оно уже ставится под вопрос, если считать организации: только около 52% от общего числа находятся под ее юрисдикцией. А растут опережающими темпами такие конкуренты как мусульмане и протестанты, а также всевозможные новообразования. РПЦ и ее иерархи пытаются противостоять этому процессу, в частности однозначно поддерживать согласно российской традиции существующую политическую власть. Это особенно проявилось в ситуации, когда Путин начал выстраивать вертикаль власти. В этих условиях авторитарные тенденции многим не понравились, а часть политических и общественных деятелей выступила с их осуждением. Однако патриархи Алексий, а затем Кирилл заняли однозначную позицию, заявив, что «изменения политического устройства направлены на то, чтобы создать такие светские институты власти, которые бы способствовали тому, чтобы в России появилась форма государственного строя, приемлемого для страны» (3). Вместе с тем, главные проблемы для религиозных деятелей, служителей культа зреют внутри религий. По данным социологов, в 2005г. только 5% французов являются на воскресные мессы. Даже в Ирландии и Испании церкви стремительно пустеют. В последней только 12% регулярно посещают церковь (пять лет назад таких было около четверти) (4). В США авторитет священников обрушился, когда всплыли случаи педофилии. Эта ситуация дополняется тем, что снизу идут предложения разрешить приходским священникам жениться, допустить к рукоположению женщин. Эти процессы осложняются неразборчивостью в идейно-политической ориентации. В Хорватии пытались причислить к лику святых фашистского коллаборациониста. В Руанде церковь не предотвратила геноцид. В Латинской Америке католицизм приобрел левые черты в осуждении существующих диктатур и социального неравенства (5). Не менее показательны и процессы секуляризации в России. Хотя число признающих себя православными выросло, по данным социологических исследований, истинно воцерковлённых, которые еженедельно принимают участие в мероприятиях своего прихода, не превышает 5-7%, как это было и в советское время. После взлета моды на религии в 1990-е годы пошел отток, и сейчас увечилось число тех, кто относит себя к неверующим (не путать с атеистами) или индифферентно относящихся к ней. По данным социологов Пицерского университета (Калифорния, США) Россия занимает 12-е место среди наиболее атеистических государств (после скандинавских стран, Чехии, Франции, Вьетнама, Японии и Южной Кореи) с 48% неверующих граждан (НГ-религии, 2006, 4 октября). Даже в католической Европе процессы секуляризации зашли далеко. И в этих условиях к каждому акту, означающему не учет или игнорирование религии, церковные иерархи относятся весьма ревниво. Понтифик, папа Иоанн Павел11, высказал в свое время беспокойство в связи с тем, что в Европейской конституции, принятой в Риме и проходящей процесс ратификации, нет упоминания о «христианских корнях европейской цивилизации». Эту озабоченность разделил и патриарх Московский и всея Руси Алексий 11, заявивший, что «Европа не должна забывать того христианского вклада, который был сделан в ее культурное становление» (6). Сопротивление секуляризации проявляется во многих сферах, в том числе касающихся повседневной и личной жизни человека. Так, в ряде стран мира развернулась пропаганда безопасного секса. Но католическая церковь запрещает контрацептивы как «противоречащие божественному дару жизни». В школах Испании католицизм не изучается в качестве обязательного предмета. В этой стране официально признаны однополые браки. Эти и другие меры позволили папе Иоанну Павлу 11 фактически обвинить официальный Мадрид в «ограничении религиозной свободы». «В Испании, - говорил папа на встрече с испанскими епископами, - распространяется идеология светского государства, цель которой - сознательное ограничение религиозной свободы. Эта политика может привести к незнанию религии и вызвать пренебрежение ко всему, что с ней связано». Иными словами говоря, церковь в лице ее высших иерархов не хочет мириться с реальными изменениями и пытается диктовать определенные требования к политическим структурам, к правительствам. В этой ситуации вполне понятна реакция правительства Испании. «Нельзя постоянно критиковать правительство за то, что оно распространяет идеологию светского государства, - заявил министр обороны Хосе Боно. – Испанский кабинет не является проповедником христианской религии. Вера не может насаждаться указами властей» (7). В то же время в своем стремлении завоевать или удержать паству священники идут на самые различные уступки, пытаются уловить новые модные веяния, особенно среди молодежи. В культовых зданиях служители культа устраивают молодежные мероприятия, позволяют играть на электрогитаре. В Африке разрешили проповеди на местных языках, в литургию вводят тамтамы и шкуры леопардов. Аятолла Хомейни благословил использование презервативов, чему до сих пор противятся римские папы - как покойный Иоанн Павел 11, так и кардинал Ратцингер, ставший папой Бенедиктом ХУ1 (8). Говоря о теократии, следует напомнить такой факт, что православные приходы живут по принципу: все решает настоятель, слово которого (благословение) – закон. По принципу строгой иерархии строятся и другие отношения во взаимодействиях между структурными подразделениями, между самими священнослужителями, между монахами в монастырях, между учащимися и преподавателями в духовных учебных заведениях. По большому счету, это своеобразный абсолютистский монархический принцип, согласно которому вышестоящий всегда знает истину, слово Божье больше, чем нижестоящий. Иначе говоря, иерархическое строение православной церкви (впрочем, как и католической и ряда других конфессий) находится в вопиющем несоответствии с требованиями времени, с происходящей демократизацией общества. Успехи протестантизма, ряда течений ислама и некоторых других религий, объясняются тем, что, несмотря на некоторые теократические тенденции, все же они менее авторитарны – по крайней мере, признается, что посредник между верующим и Богом – такой же мирянин, как и все: он только выполняет некую вспомогательную обслуживающую функцию.                                         

        Методы влияния на государство и общество

Эти методы в течение всей истории человечества были разнообразны, разноплановы и существенно изменялись под влиянием как общемировых тенденций, так и особенностей развития конкретных стран, народов, конфессий. Наиболее древней и долго господствующей формой этого влияния была ситуация, когда верховный жрец, священнослужитель становился и светским правителем, когда в его лице совмещалось и то, и другое начало. Правда, оно проявлялось в двух вариантах: во-первых, когда духовное лицо становилось и верховным светским лицом, воплощая в себе классическую форму теократии; во-вторых, когда светское лицо (фараон, король, император) провозглашалось посланцем Бога (освященным Богом, покровителем духовной власти). В современных условиях первая позиция воплощена в руководстве Ираном духовными лицами, во втором случае – королевской семьей в Саудовской Аравии. По мнению главы Совета муфтиев России шейха Равиля Гайнутдина, радикальные исламисты настаивают на том, что единственно правильной моделью государства, идеально соответствующей канонам ислама, является халифат, Но по мнению сторонников умеренного ислама, к которым он относит и себя, политическая система, необходимая для развития современного общества, должна включать в себя «разделение власти», «распределение богатства в обществе», «открытое общественное мнение». Именно в этом он видит реализацию «гуманистического потенциала ислама», а не слепое копирование западных образцов построения современного государства и общества (9).  Еще один метод влияния связан с тем, что религиозные деятели выступают представителями государственной религии и в определенном смысле являются духовными чиновниками с присущими всей бюрократии чертами поведения и реакцией на политические процессы в обществе. В этом случае они не всегда являются непосредственными реализаторами государственной политики, но без их слова, мнения, поддержки не может быть решен ни один мало значимый политический и социальный вопрос. Это особенно наглядно видно на примере Греции, где православные иерархи всех уровней оказывают мощное воздействие на ход всех без исключения значимых общественных проблем. Напомним, что крах царизма и правления «наместника Христа», продиктованные объективными тенденциями общественного развития, не могли не привести к закономерному результату – отторжению многовековой государственной религии (10). Как показывает исторический опыт, «прислонение» церкви к государству, как это случилось с православной церковью и царизмом перед 1917г.,  не проходит бесследно как для политической власти, так и для религии.            

Несколько по-иному выполняются обязанности религиозными деятелями, когда религия, не будучи официально государственной, выполняет обязанности господствующей, первенствующей, определяющей всю ситуацию в стране. При выполнении этой роли религиозным деятелям приходится тесно сотрудничать с политической властью, претендовать на первенство и доказывать его перед другими конфессиями, в то же время стараясь (или не очень стараясь) учитывать их интересы и делить солнце под единым небом, как это сейчас делается в современной России.    И такая позиция приносит свои дивиденды. «Нынче православие в фаворе, - пишет один из читателей «Известий». -. При дружбе с православными иерархами можно и деньги от государства дополнительные получить, в том числе и на научные исследования (а тратить их действительно на науку). Я от одного деятеля услышал откровенное: «Раньше мы действовали через ЦК, а теперь через попов»…. Видимо, пришла пора для нашей бедной науки получать деньги на исследования под флагом православия» (11).             Против этой позиции, которую активно отстаивают православные иерархи, выступают не только светские деятели, ученые, работники литературы и искусства, но и некоторые здравомыслящие священнослужители. «Является ли наше государство православным? – задается вопросом выпускник Московской православной духовной академии и семинарии, преподаватель религии В. Белов, - Нет, оно светское… Что представляет собой Россия? Это многонациональная и мультиконфессиональная страна. Все религии должны быть равны перед законом, который в свою очередь должен давать им равные права. Обязательное преподавание одной ущемляет права других. И никакой «государствообразующей религии» нет и быть не может! Ее никогда не существовало, если решительно отбросить все мифы о Святой Руси, Третьем Риме, Царе-Освободителе и народе-богоносце. Если бы русские князья и цари всегда и во всем слушались православной церкви, России, я уверен, давно бы уже не существовало как независимого государства, а русских как нации».   Такая официальная политика иерархов православной церкви, по утверждению Л.В.Митрофановой, самой логикой развития приведет к тому, что интеграционные процессы как в самой России, так и на пространстве СНГ превратятся в свою противоположность и завершатся геополитическим развалом евразийского пространства (12).  Еще один метод влияния религиозных деятелей – это создание сателлитов, сторонников в виде политических партий, общественных движений, которые выполняют прямо или косвенно функцию защиты и представительства конфессиональных интересов. Поэтому во многих странах можно видеть как партии и организации, которые в своем названии отражают свою специфику с учетом конфессиональных интересов, так и организации, которые преследуют наряду со своими политическими целями и религиозные, часто беря их как аргумент или базу для поддержки своих интересов. Наиболее популярным в странах Западной Европы является часто встречаемое сочетание «христианско-демократический (ая, ое)», так же и в странах Востока – «мусульманский (ая, ое)». Религиозные деятели выполняют роль идеологов, претендуя на то, что религиозное мировоззрение - единственно верное и правильное. Для аргументации приводятся слова (и мифы) о тысячелетней истории религии, о ее заслугах, о ее свершениях. Но эта функция достаточно консервативна и в свою очередь может привести к серьезным издержкам. Так, православные деятели, претендуя на право быть выразителями российского общественного сознания, долгое время слабо или плохо учитывали потребности времени. Они, как показывает анализ реальной жизни, руководствуются призывами св.Иосифа Волоцкого – в каждом деле «коснеть и медлить», ибо только тот, кто «коснит и медлит, всегда бывает любим царем» (13). Именно православием всячески навязывалась обществу мысль, что это «коснение» является тем естественным состоянием, которое органически присуще России и всякого рода изменения чужды России по причине ее «особенностей». Это «коснение» привело к тому, что вместе с царизмом заодно и почти полностью была снесена вся церковная структура. Это «коснение» привело к глубокому отставанию церковной идеологии от потребностей времени, что выразилось в потере паствы, в уменьшении ее сторонников, в пассивности оставшихся. В начале ХХ1 века Православная церковь пытается наверстать упущенное, предпринимая акции как внутреннего свойства, так и международного характера. Но в любом случае интерес к политическим проблемам не утихает, а наоборот возрастает. Вот уже митрополит Кирилл говорит о политической культуре, о том, что церковь не против модернизации, а за нее, но с учетом «базисных ценностей нашего государства и общества». Пытаясь закрепить за собой статус общенациональной силы, он ратует за признание общих ценностей (Отечества, народа, культуры и веры), что, мол, позволит «преодолеть пропасть» между левыми и правыми, либералами и консерваторами. Одним из эффективных средств воздействия на общество являются правовые методы и в особенности семейное право, использование которого вышло в последней четверти ХХ века на передний край политической борьбы на мусульманском Востоке.    С притязаниями на «исламское» решение этой проблематики выступают поборники исламского государства и сторонники возврата к фундаментальным ценностям ислама. Именно семейное право, подчеркивал известный правовед Абдуллахи ан-Наим, является для исламистских группировок своеобразной стартовой площадкой, обосновавшись на которой они начинают действовать во имя установления «тотального контроля над государством и его институтами» (14). Современные религии используют методы подавления всех инакомыслящих. Правда, сейчас противников религиозного мировоззрения не сжигают на кострах, не ссылают в монастыри, не выселяют в дебри, не подвергают остракизму. Однако, тем не менее, и современных условиях для укрепления своего влияния на дела общества и государства иерархи церкви на самом высоком уровне проявляют нетерпимость, непримиримость, не склонны прощать обиды и «оскорбления» в свой адрес. Они организуют давление и преследование религиозного инакомыслия. Это характерно для всех без исключения конфессий. В Польше, например, судили и оштрафовали известного журналиста Ежи Урбана за то, что он назвал папу Иоанна Павла 11 «ватиканским Брежневым». Он не стеснялся в выражениях, когда описывал внешний вид и состояние здоровья главы католической церкви. Клерикалы и приспешники папы расценили это как оскорбление и возжелали посадить журналиста в тюрьму, демонстрируя этим свою далеко не миролюбивую сущность. Фактически они требовали учредить «католическую цензуру» (15). Нечто подобное произошло и с известнейшим швейцарским католическим богословом Гансом Кюнгом, в 1979г. лишенным Конгрегацией вероучения права преподавать теологию от имени Католической церкви в основном за то, что он был и остается ярким представителем экуменизма, поборником единства христианства, а в последние годы и сторонником согласия между всеми религиями, что, по его мнению, естественно ведет к братству народов (16). Стоит в этой связи еще раз напомнить о выставке художников в музее Сахарова, в которой религиозные радикалы усмотрели «хулу» на Христа и его учение. Значительна роль и такого метода как приспобленчество к ситуации, стремление найти новые способы привлечь не столько людей, сколько сильных мира сего в политическом и экономическом отношениях на свою сторону, заставить их хотя бы в некоторой мере служить интересам церкви. Так, протестанты в США начали внедрять в методы своего общения с властью и бизнесом так называемые молитвенные завтраки, которые, по утверждению их организаторов, проходят уже в 60 странах мира, в том числе и в России, начиная с конца 1990-х годов. Цель таких «завтраков», как пояснил председатель попечителей фонда «Национальная утренняя молитва» В.К.Власенко, состоит в том, что «религиозные, государственные лидеры, представители бизнес-элиты объединяются в духовном ходатайстве пред Богом за мир, благополучие и благословение своему земному отечеству». Не обходится и без привлечения на эти мероприятия знаковых фигур для повышения своего авторитета и влияния. Так, на «завтраках» в России присутствовал официальный глава правозащитной работы В.Лукин, председатель Хельсинской группы Л. Алексеева, писатель Э.Ю.Радзинскоий, различные поп-звезды и поп-вещатели теле- и радионовостей. И хотя, по его словам, цель этих «завтраков» - «вознести именно коллективную молитву, рассказать о духовных ценностях, объединить разобщенных людей», реальность более проста и прозаична: найти политические и финансовые возможности для своего существования, для решения личных и групповых амбиций на основе приспособления к потребностям сегодняшней экономической, политической и социальной ситуации (17). В целом, необходимо исходить из того, что «важнейшая политическая услуга, которую Церковь может оказать обществу, – это последовательное и твердое свидетельствование о реалиях, превосходящих политику. Если церкви не пристало поддерживать конкретные политические программы, то верующие члены Церкви как граждане не могут осуществлять свои идеалы иначе, как используя нормальный политический процесс. Но они всегда должны не упускать из виду, что собственно христианским может быть лишь желание блага, движущее ими. Сами же программы – плод человеческого разумения. И нелепо приписывать им значение Божественной истины» (18). То, что в начале 2000-х годов число верующих сократилось по сравнению с 1990-ми годами (об этом говорят многочисленные социологические исследования), стало результатом того, что «православная церковь часто выступала как очень государственный и даже политизированный институт», забывая о таких насущных нуждах людей, как бедность, безработица, призрение за слабыми мира сего, поддержка здоровья и забота о крыше над головой (19). Соответственно и изменилось и серьезно мнение людей о том, должна ли церковь участвовать в управлении государством (см. табл. 2).                                           Табл. 2 Должна ли церковь оказывает влияние на принятие государственных решений (в % к числу опрошенных)N=1600

	Сентябрь 2005.	Сентябрь 2007.
Определенно да	16	7
Скорее, да	26	22
Скорее, нет	27	33
Определенно нет	24	28
Затрудняюсь ответить	8	10

Источник. Левада-Центр. Общественное мнение-2005, С.129; Общесьтвеннлое мнение -2007. С.194.

Иначе говоря, общественное мнение серьезно изменило свое отношение к претензиям церкви на участие в делах государства, считая это не или малоцелесообразным. Т.е. большинство населения считает, что такая функция церкви как участие в решении государственных проблем не должно входить в ее компетенцию.                                    

  Специфика российских религиозных деятелей

Анализируя фактически сложившийся опыт проявления теократических тенденций, можно сказать, что расцвет религии, увеличение ее значимости в общественной и политической жизни приводит не только к обострению отношений между религией и обществом, но и между религиями в лице их иерархов, к противостоянию друг с другом. Мировоззренческие различия постепенно начинают приобретать характер непримиримых, превращаются в претензии на господствующую роль, на первенство. Это проявляется в различных столкновениях, несогласиях, разном понимании даже очевидных вещей, что, в конечном счете, прикрывает явно или не очень – желание властвовать не только в духовном, но и в светском плане. Особо хочется сказать о том, что «до сих пор примеров, когда две разные религии способствовали объединению двух народов, у которых они являются главенствующими, не было (наоборот – сколько угодно)» (20). Все так же сохраняется и подтверждается старая истина: разобщают не религии, а олицетворяющие их священнослужители, церкви, религиозные деятели, которые нередко олицетворяют одиозных людей, особенно в том случае, когда они преследуют теократические и /или клерикальные цели. Так, ряд радикально мыслящих мусульманских служителей культа неоднократно предпринимали усилия создать политические партии на базе ислама. Сначала это была Исламская партия возрождения, съезд которой состоялся еще в СССР в Астрахани в июне 1990г. Затем были созданы исламские политические партии «Нур» и «Союз мусульман России». В апреле 1996г. появилась еще одна политическая партия - «Мусульмане России» во главе с амбициозным имамом Духовного управления мусульман Поволжья Мукаддасом Бибарсовым, что окончательно разделило мусульман по отдельным регионам (Северный Кавказ, Центральная часть России, Поволжье, не говоря об особой позиции мусульманских лидеров Татарстана, Башкирии и Сибири). Несомненно этот раскол в добавок к тому, что ряд религиозных деятелей вообще отвергают участие ислама в политике. Например, проректор Ульяновского исламского университета Ильдус Шингареев пришел к тому, что все эти политические объединения потерпели крах даже в глазах своих потенциальных избирателей-мусульман и постепенно сошли с политической арены, а после запрета на их функционирование – постарались приобрести иное лицо, иной облик, но не отказываясь от первоначальных замыслов (21). Но, с другой стороны, еще больше примеров о нежелании церкви обострять отношения с политической властью. Сейчас Россия переживает трудные времена. Только в 2005 г прошла так называемая монетаризация льгот как один из показателей того, что, по мнению известного кинорежиссера и депутата Госдумы Станислава Говорухина, у нас хотели совершить демократическую революцию, а получили криминальную. «В такие дни Церковь должна быть рядом с народом, она должна защищать его, поддерживать его социальный протест. Вот и сейчас напал на нас враг, который хуже Гитлера! На нас двинулась криминальная армия, армия чиновников, взяточников, воров всех мастей – это страшней, чем гитлеровские полчища, но Православная церковь, к сожалению, остается в стороне от этой борьбы…Церковь, - считает он, - видя, что творится в стране, должна занять более активную, даже жесткую позицию по вопросам, связанных с жизнью общества. Я не понимаю, почему в октябре 1993 года Патриарх не вышел с иконой перед Белым домом и не остановил кровопролитие. Эта история еще долго будет нам аукаться. Если можно расстрелять парламент, то тогда все дозволено» (22). Служители культа, даже на высоком уровне, не избавлены от конъюнктуры, даже в том случае, когда это не требовалось нуждами церкви, но требовалось политикой. Пикантная ситуация сложилась с днем 7 ноября, когда иерархи церкви поддержали политическое решение Государственной думы (а она высказала мнение вышестоящих государственных деятелей) об отмене этого праздника, с которым связаны судьбы огромного количества людей и с мироощущением которых власть нет стала считаться. Вместо этого была предложена маловразумительная дата 4 ноября (подмена и попытка использовать близкие даты) как день освобождения Москвы от польско-литовских захватчиков, о чем политкорректно предпочитают умалчивать. Во-первых, зачем реанимировать давние конфликты с Польшей, тем более что и в настоящий период их и так хватает? Во-вторых, такая дата – историческая фальшь, ибо 4 ноября только началось освобождение Москвы. Кремль был освобожден лишь 10 ноября. В-третьих, война с поляками закончилась не в 1612, а в 1618 году (это было бы аналогично празднованию победы над фашистской Германией не 9 мая, а в день освобождения Сталинграда - 2 февраля, как поворотного пункта в Великой Отечественной войне или 7 декабря, в день начала разгрома фашистских войск под Москвой). В-четвертых, эта война закончилась позорным Деулинским перемирием, означавшим тяжелейшую капитуляцию, по которой поляки взяли все, что захотели. Граница стала проходить почти по границе современной Московской области. А шведы отобрали все Балтийское побережье. На счастье России, в этот год началась тридцатилетняя война, поляки со шведами стали разбираться между собой, а то неизвестно, что бы еще потеряла Россия (23). Пикантность ситуации состоит в том, что это весьма сомнительное сначала предложение, а потом решение поддержал патриарх Алексий 11, назвав 4 ноября более патриотической датой. Самые радикальные религиозные деятели не удовлетворяются тем, что один из религиозных праздников – Рождество Христово – провозглашен государственным праздником (вопреки огромному неудовольствию представителей других конфессий). Они в лице Союза православных граждан обратились к Путину с инициативой объявить 7 июля – День всех святых – Днем России, «а не сомнительный, по их мнению, День независимости России 12 июня»(24). Конъюнктуры не могут избежать религиозные деятели православия и в других ситуациях, касающихся как мирских, так и религиозных событий. В настоящее время некоторыми из них поднимается вопрос о  канонизации Ивана Грозного и Григория Распутина (25). Налицо попытка превратить прошлое в надуманный вымысел (симулякр), при помощи которого инициаторы этой идеи пытаются манипулировать общественным сознанием, не раскрывая свои истинные цели. Клерикальные религиозные деятели пытаются не упустить шанс приобщиться к тем событиям, которые могут принести им дивиденты. Когда началась борьба с международным терроризмом, далеко не все и не сразу заявили об осуждении этих актов и о присоединении к борьбе с этим величайшим злом. Более того, нашлись деятели, которые косвенно оправдывали эти акты терроризма, поддерживали те радикальные религиозно-политические силы, которые приветствовали эти акции, что, например, проявилось в ликовании толпы в ряде стран арабского Востока после уничтожения башен-небоскребов в Нью-Йорке. Нередко служители культа ратуют за применение некоторых законов по отношению ко всему населению, исключая их самих. Среди них популярна идея защиты отечества, особенно церковного сопровождения службы в армии. Отсюда стремление добиться, чтобы в армии были священники (за счет казны), чтобы были созданы все условия для солдат и офицеров, желающих удовлетворить свою тягу к религии. Но вдруг, когда коснулось того, что семинаристы должны служить в армии, РПЦ  стало говорить, что это неприменимо к ним, что пусть служат другие, что ей необходимо подготовить 80 тыс. священников. Глава «военного отдела» Московской патриархии отец Димитрий Смирнов согласен только на то, чтобы подготовленные священники шли в армию только на офицерские должности, на место бывших замполитов. Бурный протест церкви против призыва никак не вяжется с ее «патриотизмом», с желанием «окормлять» армию, но не подвергая себя солдатским обязанностям (26). Итак, религии и их служителей разделяет не столько образ жизни, мировоззрение паствы. И даже не религиозные установки и ориентиры – а их претензии на власть, носителями которых выступают их проповедники. В результате, по мнению литературного критика и культуролога Л.Аннинского, на эту власть на участие в «государственном бытие» претендует патриархат, претендует муфтият, претендует раввинат, претендует любая появившаяся на свет секта, претендует и атеизм, который вослед религиозному мыслителю Георгию Федотову можно назвать религиозным орденом с отсутствующим Богом» (27). Причем это делается нередко скрытно и с расчетом на перспективу. В борьбе за власть и за влияние на государство примечательна та тактика, которую избрала православная церковь, пытающаяся предложить идеологию для общества и занять властное место в структуре государственного управления. И на этом «пути к власти РПЦ нужны школы, а не больницы. Нужна армия, но не Армия спасения, нужны часовни в министерствах, а не бесплатные столовые для бедных. Нужна цензура, а не свобода» (28). Аналогичные претензии (но со знаком обратного значения) попытался реализовать один из лидеров чеченских экстремистов, представитель «наиболее реакционных сил в чеченском правительстве» Зелимхан Яндарбиев, бывший и.о. президента после гибели Дудаева с весны 1996 по зиму 1997г. Проиграв борьбу за пост президента, амбициозный экстремист не успокоился и решил взять реванш уже в масштабе всего региона. Создав Организацию исламского единства Кавказа «Кавказскую федерацию», он попытался объединить наиболее влиятельные силы исламского толка: «Исламию» и Исламское движение Кавказа, возглавляемое известным мусульманским богословом и политическим лидером Ахмат-кади Ахтаевым, партию «Исламский порядок» Мовлади Удугова и других религиозно-политических лидеров. На его авторитет определенное время играло то, что состоялась первая встреча чеченского руководства с Борисом Ельциным, подписание Хасавюртовских соглашений. Однако эти акции потерпели крах, а на место лидеров стали претендовать не менее амбициозные представители других сил и других религиозных кругов. Но потерпев и здесь неудачу, он сменил амплуа, став главным представителем чеченских сепаратистов за рубежом по их финансированию, функции которого он выполнял вплоть до своего уничтожения.  Применительно к ситуации в Дагестане наблюдатели отмечали, что «официальное духовенство превратилось в субъект внутриполитической борьбы» (29). Духовенство республики дало знать, что оно является самой влиятельной и самостоятельной политической силой с большими потенциальными возможностями. «Зубы у нас сильные, - сказал в одном из своих интервью муфтий республики Дагестан А.Абдулаев. - Одним обращением мы можем поднять народ, но мы этого не делаем, чтобы избежать смуты» (30). В целом справедлив вывод, что, хотя мусульманское духовенство республики и не заявляло официально о своих намерениях создать исламскую республику Дагестан, его практические действия дают основание думать, что при сохранении сегодняшних тенденций развития церковно-государственных отношений это лишь дело времени. Та масштабная программа исламизации, которую предлагает официальное духовенство, предполагает фактический отказ от принципов светского государства» (31). Не украшает священнослужителей их активное участие в бизнесе, построенном на «серых» и «теневых» схемах, когда их доходы растут от торговли табаком, алкоголем и другими товарами, имеющими весьма спорные достоинства. К этому примыкают и те факты, когда священнослужители не чураются вступаться за криминальные авторитеты, когда у тех начинаются «разборки» с законом, как это, например, произошло с ходатайством архиепископа Екатеринбургского по поводу известного авторитета лидера знаменитой Уралмашевской группировки А.Хабарова (32). Однако последние события стали показателем того, что в православной церкви есть силы, которые признают губительность такого курса, что необходим учет изменений, необходимы новые шаги, приводящие в соответствие Священное писание и реальность. И вот уже в 2000г. появляется «Социальная доктрина православной церкви» (хотя такая в католичестве появилась ровно век тому назад). В 2006г на Всемирном русском соборе заявлена новая трактовка свобод и прав человека, о важности нравственного их выражения. На этом Соборе была принята «Декларация о правах и достоинстве человека», которая в определенной степени является оппонирующей точкой зрения на трактовку прав и свобод человека в западноевропейских странах. В ней была выражена позиция РПЦ, согласно которой, по словам в то время митрополита Кирилла,   Советский Союз, подписав Всемирную декларацию прав человека, приобщился к ней формально, без должного согласования «с русскими духовными и культурными ценностями». По мнению иерархов РПЦ (Всеволод Чаплин), Церковь отвергает «идол» примата прав человека в правовом отношении, а также секулярный антропоцентризм, который означает отход от подлинно христианских ценностей. Православному   идеалу соответствует другой принцип: соборность, согласно которому права коллектива важнее прав человека. По крайней мере, если между этими правами будет установлено равенство, то в практическом отношении это будет означать, что в Уголовный кодекс РФ надо ввести равную ответственность, как за нарушение прав человека, так и за оскорбление религиозной символики (33). Не является ли это реакцией на конфликт с выставкой в музее Сахарова и «карикатурной войны» по поводу акций датских художников? Но такая реакция имеет далеко идущие последствия - она означает рост клерикализма в стране и навязывание позиций религиозных деятелей всему населению, не учитывая его различное отношение к религии. Тревогу вызывает и тот факт, что такие суждения пытаются закрепить в политико-правовом поле, чтобы иметь официальный канал преследования непокорных. . В июле 2006г. состоялся Всемирный Саммит религиозных лидеров, организованный Русской Православной церковью, который завершился принятием «Послания к миру» как совместное заявление религиозных деятелей 45 стран о необходимости усиления внимания к нравственности, неприятия насилия и отвержения терроризма. Интересно отметить, что остались «вне игры» собственно богословские вопросы, которые, как правило, порождают ожесточенные споры, схватки, приводящие только к излишним страстям и межрелигиозной напряженности. Объектом дискуссии стали вопросы общественной значимости, в известной мере политизированные, но по которым представители церквей могли в самом общем виде договориться. Несомненно, что данный саммит – это повод для РПЦ заявить о своем лидерстве в православном мире. И это еще одно значительное событие планетарного масштаба, где церковь и государство выступают единодушно по принципиально важным общественным проблемам. И даже в том случае, если религиозные намерения противоречат некоторым то ли политическим (неприглашение далай-ламы), то ли конфессиональным интересам (отсутствие папы Бенедикта ХУ1 и неприглашение Вселенского (Константинопольского) Патриарха Варфоломея 1), эти противоречия согласовывались и соответственно учитывались обоими сторонами (34). Вместе с тем, нельзя не обратить внимание на то, что наряду с такими правильными заявлениями, что «террор, агрессия и войны не могут иметь и не имеют религиозной мотивации» (по утверждению патриарха Кирилла), в реальной политической борьбе террористы, экстремисты и радикалы использовали и будут использовать религиозную мотивацию и никакими решениями никаких саммитов это не запретишь. И весьма сомнительно его (Кирилла) заявление, что «если бы тема религии вышла на первый план до потрясших мир терактов, то, может быть, их и не случилось бы» (35). Хотелось бы автору данного заявления или нет, но стоит напомнить, что поиск одного лекарства, в том числе и такого важного как религия, никогда не спасло ни одно общество от краха, разрушения и даже просто установления элементарного порядка (36). Таким образом, присутствие религиозных организаций и их лидеров в реальной политике   как императив –   новый момент, который стал реальностью, требующей более обстоятельного учета в религиозно-государственных отношениях. Но и в настоящее время со всей очевидностью стало ясно, что религиозные деятели, которые придерживаются радикальной и экстремистской ориентации, во многом способствуют тому, чтобы превратить религию в институт политической целесообразности, чтобы религиозные споры и разногласия довести до прямого и открытого противостояния, вплоть до войны, как это случилось в Косово, в Боснии, в Чечне, а в начале 1990-х годов - в Таджикистане. Эти деятели нацелены на то, чтобы сеять вражду, недоверие и в этой ситуации добиться того, чтобы не только духовная, но и светская власть находилась в их руках. Они никак не могут и/или не хотят считаться с реальностью, с реальными тенденциями в общественном развитии и стремятся навязать миру и населению своих стран теократическое мировоззрение и представление о порядке, который был неоднократно отвергнут историей. Литература

1. Уткин А. Конфессиональное будущее мира //ЛГ, 2004, №41.
2.  См. Социальное положение и уровень жизни населения России. 2005. Стат. сб. М., 2005, С.411-412; Верховский А. Власть и религия в современной России //Свободная мысль-ХХ1, 2004, №4, с. 144.
3.  Цит. по: Комсом. правда, 2005, 14 апреля; Полит.ру. 2009. 19 ноября..
4. См. Известия, 2005, 27 января.
5.  СМ. Рашковский Е. Религиозная динамика эпохи постмодерна //Мировая экономика и международные отношения. 2009. №2.
6. Цит. по: НГ-религии, 2005, №1.
7. Шестернина Е.Ватикан обвинилиспанское правительство в неуважении к религии //Известия. 2005, 27 января.
8.  Дерлугьян Г. Ватиканский Андропов //Известия. 2005. 19 июня.
9. Смирнов М. Нерв конфликта //НГ-религии, 2006, 5 июля.
10. Андреева Л.А., Религия и власть. Религиозные и квазирелигиозные доктрины как способ легитимации политической власти в России. М. 2001. С.238.
11. Известия. 2004, 22 июня.
12.  Цит. по: Известия, 2002. 23 июля. См также: Митрофанова А.В. Политизация «православного мира». М. Наука, 2004.
13. См. Послания Иосифа Волоцкого. М.-Л., 1959, С. 259.
14.  Цит. по: Барковская Е.Ю. Семейное право и законодательство на мусульманском Востоке. //Восток, 2006, №4, С. 120.
15.  Шестаков Е. Польского журналиста приговорили к штрафу за «оскорбление понтифика» //Известия, 2005, 27 января.
16.  Смирнов М. Теоретик «мирового этоса» //НГ- религии, 2006, 5 июля.
17.  Цит. по: Аленин И. Молитва на завтрак. //НГ-религии, 2006, 15 марта.
18. Хилл К., Филатов С. Христиане и власть //НГ, 1992, 1 октября.
19.  Тимофеева О. Православные, неверующие //Известия, 2004, 17 января.
20.  Работнов Н. Папа в долгосрочной перспективе //Известия, 2005, 15 января.
21. Ротарь И. «Мусульмане России» провели съезд, но за кого голосовать – еще не определились //Известия, 1996, 16 апреля.
22.  Говорухин С. Как приблизить эру милосердия //НГ, 2005, 1 июня.
23. См.: Рябцев А. Праздник национальной катастрофы //НГ-религии, 2004, 3 ноября.
24. Прямые инвестиции, 2005. №6, - С. 112.
25. См. НГ-религии, 2005, 7 октября.
26.  Солдатов А. Семинаристы, встать в строй! //Московские новости, 2006, №24.
27. Аннинский Л. Церковь или стая? Какое место занимает религия в современном обществе? //НГ-религии, 2004, 15 декабря.
28.  Письмо В.Столярова //Известия, 2002, 31 августа.
29. Драмбян М.И. Ислам как фактор общественной жизни в республике Дагестан //Этнографическое обозрение. 2009 №4.
30. Ахмедханов Б. Увидимся в раю //Новое дело, 2000, №41.
31.  Абдулагатов З.М. Современная религиозная ситуация в Дагестане (процессы мусульманского возрождения) //Этнографическое обозрение, 2002. №6, С.66.
32. Известия, 2004, 16 декабря.
33. Цит. по: Круг П. Правозащитники в рясах //НГ-религии, 2006, 15 марта.
34.  Минин С. Повторение пройденного //НГ-религии, 2006, 5 июля.
35. См. Известия, 2006, 6 июля.
36. О данном феномене в жизни религии на примере ислама см.: Жиль Кепель. Джихад. Экспансия и закат исламизма. М.: Ладомир. 2004.

            

	Сенбябрь 2005	Сентябрь 2007
Определенно да	13	6
Скорее, да	30	23
Скорее нет	26	31
Определенно нет	20	27
Затрудняюсь ответить	11	14

назад